Закон меча. Трилогия
Шрифт:
– Около? – приподнял Роман I бровь, выражая неодобрение.
– Число подвержено переменам, святейший. Одни корабли выходят из доков после починки и оснастки, другие заходят…
– Понятно, любезнейший, – удовлетворился базилевс. – Сколько кораблей можно выделить для итальянской экспедиции, не создавая брешей в обороне?
– Семь или даже восемь дромонов, величайший, – тут же ответил Радин, – десять–двенадцать огнепальных хеландий и полтора десятка памфил. Это почти четыре тысячи воинов, божественный.
– Хватит ли этого числа, дабы устрашились лангобарды?
– Хватит, несравненный.
Несравненный кивнул и сказал:
– Наша царственность желает, чтобы ты вёл корабли, Радин.
Друнгарий не смог скрыть довольной улыбки – давненько его не жаловали высочайшим доверием!
– А на любезнейшего Феоклита Дуку, – продолжил император, – мы возлагаем управление войском и назначаем доместиком схол Запада.
– Дозволено ли будет молвить, божественный? – спросил, привставая, магистр Феоклит Дука.
Базилевс милостиво кивнул ему. Вдохновившись, Дука сказал:
– Среди нас находится сиятельный Олегарий, магистр и аколит. Его варанги многажды доказали свою преданность, они бесподобные воины и лучшие в мире мореходы, ведь не боятся же росы выходить в поход на своих моноксилах-однодеревках! Вот и пусть бы присоединились к нашему флоту, пусть бы выказали доблесть на войне с лангобардами!
Олег слушал – и холодная ярость терзала его душу. Феоклит был ему давним неприятелем, никогда не упускавшим случая нагадить. Вот и теперь, мешая похвалу с оскорблением, Дука готовил очередную пакость.
А базилевсу предложение понравилось. Роман Лакапин взглянул на Сухова и сказал:
– Что нам ответит благороднейший аколит?
Олег встал и поклонился:
– Вначале, если позволишь, величайший, я отвечу Феоклиту. – Получив разрешение, он повернулся к Дуке, задетому небрежным отношением «этого варанга». – Сиятельный верно назвал росов лучшими в мире мореходами, но вот в кораблестроении он понимает прискорбно мало. Корабль варангов потому именуется моноксилом, что его киль сработан из одного ствола дерева, – это придаёт ему прочность, в отличие от дромонов или хеландий, кили которых сплачиваются из двух-трех обрубков. Ко всему прочему, варанги владеют искусством гнуть шпангоуты из распаренного дерева, а не сколачивать их гвоздями из отдельных частей, как то делают здешние судостроители, подзабывшие навыки римлян. Вот и выходит это самое, что скедии, снекки, лодьи и кнорры, спущенные на воду в стране Рос, гораздо крепче, надежней и вдвое быстроходней, чем самый лучший дромон!
По Консисториону прошёл ропот недовольства, синклитики поглядели на Олега так, словно уличали его в богохульстве, а вот базилевс отнесся к аколиту с лёгким добродушием.
– Тогда собери в поход, Олегарий, триста – четыреста варангов, – велел он, – и пусть они двинутся вместе с нашим флотом, но на своих кораблях!
– Я в точности исполню волю божественного, – поклонился Сухов.
– О величайший! – вскричал Феоклит, картинно выпрастывая руку. – Не посрамим ли мы стягов империи, подняв их над утлыми моноксилами?! Мы уже наблюдали эти челноки под стенами града!
Базилевс азартно поерзал на троне и вопросительно посмотрел на Олега. Сухов презрительно улыбнулся.
– Пусть божественный простит неучтивость Дуки, – холодно проговорил он. – Сиятельный оказался даже более невежественным, чем я предполагал. Да будет ведомо тебе, Феоклит, что те корабли, которые ты видел под стенами града, назывались скедиями, а не челноками. Да, они не поражают размерами, но почему? Да потому, что самый близкий путь к здешним берегам из страны Рос проходит по реке Непру, известной своими порогами. И самый страшный из них – Айфор. Достигая его, варангам приходится выкатывать скедии на сушу и волочить их долгих шесть вёрст, пока не спустят на чистую воду. Мыслимо ли переместить по берегу большой корабль, вроде лодьи или дромона? Разумеется, нет! Но пусть не беспокоится Феоклит Дука – варанги прибудут на лодьях, и ромеи не потерпят позора.
– А велики ли лодьи варангов? – полюбопытствовал император. – Локтей тридцать будет в них?
– Боевые лодьи варангов, величайший, – по-прежнему холодно отчеканил Олег, – простираются в длину на восемьдесят, на девяносто локтей.
Синклитики зароптали так, что председатель заметался по залу, пытаясь восстановить тишину.
– Ты хочешь сказать, благороднейший аколит, – с интересом спросил базилевс, – что лодия больше дромона и даже триремы?
– Кстати, да, божественный.
Роман Лакапин оживился и встал с трона. Тут же вскочили и синклитики.
– Флот отправится к берегам Лонгивардии сразу после Пасхи, – распорядился базилевс. – Варанги отправятся вместе со всеми, под началом аколита Олегария. Любезнейшему Феоклиту надлежит занять порты Бариум и Тарант, побивая мятежных лангобардов и воинов князя Ландульфа. Благороднейший Олегарий поведет варангов на штурм городов Амальфи, Неаполя и Гаэты, не признающих верховенства нашей власти.
Отдав приказ, Его Величество покинул Консисторион. Когда Сухов распрямил согбенную спину, он наткнулся на ухмылку Феоклита Дуки, исполненную злобного торжества. Впрочем, высокий лоб царедворца уже начинал морщиться под натиском жестоких сомнений: святейший назвал его самого любезнейшим, а вот варвара Олегария – благороднейшим… Не скрыто ли в этом тайное предпочтение?
А Сухов сразу же подумал о другом. «Неужели это он затеял переворот? – промелькнуло у него. – Было бы здорово… Обречь такую паскуду на пытки и казнь – отрада, каких мало!»
Домой он возвращался уже под вечер, но на Месе было по-прежнему людно. Олег шёл и думал, как хорошо быть богатым и знатным. Вот он идёт, и ничто не тревожит его ум, никакие суетные желания и нужды. Прикупить бы чего на ужин? Принести ли воды? А в достатке ли дров? Всё это не касалось его – о том, чтобы ему было тепло и сытно, позаботятся слуги. А их господин может важно и чинно шествовать, освобождая мысли для философии и прочих достойных занятий.
Слежку за собой Сухов обнаружил не сразу и осерчал. Досадным было не само преследование, а то, что он его не сразу приметил.