Закон меча. Трилогия
Шрифт:
– Спалим осиное гнездо!
– Га-га-га!
– Орм! Тащи факел!
Крепость пала. Вуокса была открыта – входи, бери, что хочешь! И викинги тут же воспользовались предоставленной возможностью – наведались в карельскую деревню, тулившуюся к Кирьялаботнару со стороны леса. «Ясени» врывались в избы, зверея от вседозволенности, и рубили всех подряд: немощных старцев и стариц, малых отроков и отрочиц, юнышей и юниц. Впрочем, нет, для девиц делалось исключение – их сначала насиловали, а уже потом закалывали. Парней убивали сразу. А как же? Вырастет воином, придет да стребует должок! Еще чего не хватало…
Эйрик конунг прошелся по деревне, слушая женский вой, стоны умиравших мужей, девичьи крики, и мягко улыбнулся. Война! Он снова в деле, и руки его сильны, и глаз зорок! Держа в руке меч, он подошел к длинному дому, выходившему на маленькую площадь посреди деревушки, где рос священный дуб. Банда славян, приведенная Дюком, как раз вешала на суку местного жреца, седобородого карела, крепкого и статного. Карел молча и яростно вырывался, тщетно призывая Ильмаринена, а славяне, похохатывая, накидывали ему на шею веревку.
– Нет! – заверещал молодой ломкий голос, и из длинного дома выскочила девушка зим пятнадцати-шестнадцати, но уже с весьма заметными округлостями, с телом тугим, налитым здоровьем и женской силой.
– Стоять! – воскликнул Эйрик конунг, хватая девушку за талию. – А говорили, в деревне нет ничего ценного! – захохотал он. – А тут целый слиток «лохматого золота»!
– Пусти! – закричала девушка, трепыхаясь в железных объятиях Эйрика. – Дедушка!
– Прощай! – выкрикнул жрец. – Помни…
Он не договорил – славяне перебросили веревку через сук и дружно натянули ее, вздергивая карела, обрывая ему голос и саму жизнь.
– Дедушка! – застонала юница.
Эйрик сгреб юницу в охапку и потащил в ближайшую избу, длинный, приземистый дом, поставленный с краю леса. Кроватей тут не знали, но у всех стен тянулись широкие лавки, этого было довольно. Отложив меч, Эйрик рывком стянул с девушки рубаху и стал одной рукой лапать упругие груди, а другой торопливо расстегивать ремень на кожаных штанах. Девушку он швырнул на лавку и придавил коленом, чтобы не дергалась. Внучка повешенного казалась безучастной, как вдруг ее рука вцепилась в детородный орган свея, набравший твердости, и резко согнула его. Эйрика Энундсона резануло болью. Захрипев, он отшатнулся, хватаясь за член. Палящая боль еще сильнее хлестнула его. А девчонка скатилась с лавки, вскочила и с криком «Проклинаю!» убежала в лес, голая и босая.
Рыча от бессильной ярости, Эйрик кое-как заправил штаны и похромал прочь, мечтая о холодной примочке на больное место и о море огня для всех карел.
– Все сжечь! – каркнул он подбежавшим викингам. – И всех вырезать!
– А мы уже… того… – доложил длинный как жердь Суннват. – Всех, под самый корень!
– Хвалю! – буркнул конунг и побрел к крепости.
Когда он вошел во двор Кирьялаботнара, все постройки горма горели.
– Стены пожгите! – приказал Эйрик. – Никто не ушел?
– Нет! – заревели здоровенные красавцы хускарлы, навыка боевого не имевшие, но рвения преисполненные. – Всех положили, конунг!
– На корабли! – скомандовал Эйрик, пересиливая боль. Замечая в глазках хускарлов восторг и обожание, он через силу добавил: – Вперед, храбрецы! Я горжусь вами!
И хускарлы, вчерашние пастухи и кузнецы, железоделы и углежоги, сразу будто выросли на пару футов и раздались вширь. Что им Кирьялаланд! Да за одно доброе слово конунга они весь Мидгард[55] положат к ногам его! А конунг, шипя сквозь зубы, проковылял под навес, где хозяйничал дротт Гаутдьярв, и жрец, и целитель.
– Глянь-ка… – просипел Эйрик, спуская порты.
– Ох, ничего себе!.. – выпучил глаза дротт и тут же прикрыл их мохнатыми седыми бровями.
Член у Эйрика распух, став толщиной в руку, а мошонка посинела. Кровоподтек выкрасил весь низ живота..
– Тут лед надобен, – вздохнул дротт.
– Так найди! – злобно сказал конунг.
Гаутдьярв разогнулся, кряхтя, и подозвал помощника, белобрысого Бьерна. Тот выслушал приказ и бросился в деревню – ледник искать. Вернулся быстро и принес большой кусок льда, завернутый в тряпицу, мутный и грязный. Лед таял и стекал по рукам Бьерна струйками, но конунгу было не до того. Нетерпеливо отняв последний привет зимы, конунг приложил лед и содрогнулся.
«С-сучка! – подумал он. – Доберусь я до тебя! Сто раз пожалеешь, что сразу не сдохла!»
2
Кирьялаланд, река Кумена
Князь Буривой вел свой род от Иона и Ендвинда, а брак его дочери Умилы с самим конунгом гардским сильно поднял ему авторитет. Под старость Буривой стал сварлив, вечно цеплялся к зятю, учил его жить. А зятек тоже смирения не выказывал – посылал тестя по всем известным ему адресам, причем очень далеко и надолго.
И вот семейные неурядицы распухли до размеров междоусобицы…
У Буривоя под началом была сборная дружина карельских воинов – великолепных стрелков, запросто шлющих стрелу в глаз белке, но с мечом не дружных. А еще Буривой распоряжался ратью в полусотне крепостей, похожих на Кирьялаботнар, только помельче. В крепостях тех никто не жил, туда сбегался окрестный народ, если вдруг жаловали непрошеные гости, датчане или еще кто. И на этом власть Буривоя кончалась. Жадные кунингасы просто сгрузили на него все военные заботы и развязали себе руки для главного в их жизни – скупки мехов в северных пределах и перепродажи «мягкой рухляди» гостям с далекого юга. Уяснив это впервые, Буривой взбесился, чуть не поубивал кое-кого, но быстро остыл – сам виноват. Надо было сначала думать, а потом уже хвататься за лестное предложение! Эти купчины, которые по недоразумению кунингасы, знали, как с ним сторговаться и залучить князя в военные вожди. А теперь все, слово даденное надо держать, хоть ты умри! Иначе какой ты князь?! Да и любят его карелы, уважение к нему имеют…
Буривой закряхтел и перевернулся на другой бок. Нудный дождь лупил по верху кожаного шатра и мешал спать. Раздраженно почесав седые космы, Буривой сел и потянулся к ковшику с квасом. Ковшик был пуст. Ну, не ему одному не спать…
– Ларни! – позвал он сердито. – А ну, подь сюды!
Кожаный полог зашевелился, и в шатер проник белоголовый парень, крепкий и ладный, с мечом на поясе, но без броней. Жадны кунингасы, жалеют дирхемов на кольчуги! Жабы…
– Звал, княже?