Закон меча
Шрифт:
– Никогда не поверю! – взъерепенился Норманн. – Что может быть важнее быстрого оповещения о приближении врага?
– У нас и у них, – Максим махнул рукой в сторону казарм, – совершенно разные взгляды на понятие «срочность».
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мы с тобой привыкли к практически мгновенной передаче информации, а в этом времени и полгода не срок.
– Все равно не верю, возможно, в Европе просто не знают о почтовых голубях.
– Узнали во время крестовых походов, даже пытались пускать соколов для перехвата крылатых почтовых голубей.
– Вот видишь! –
– Здесь много критериев, которых ты просто не знаешь, – устало вздохнул Максим.
– Самым важным из них является скорость доставки почты! Голубь за час пролетает не менее ста километров!
– Да пойми ты, сегодня от Каспия до Гибралтара голубиная почта никому не нужна! Даже Византия практически перестала использовать голубей.
– Толком объясни, почему, может, и пойму!
– Срочной информации сейчас не существует, а запрос о помощи посылать некому.
– А как тебе вариант осажденной крепости? – ехидно спросил Норманн.
– К кому удельный правитель может обратиться за помощью? – парировал Максим.
– Хорошо, это сейчас. Но через сотню лет появятся нормальные королевства.
– Тем более голубиная почта не будет нужна. Набег пиратов или разбойников отразит пограничный гарнизон.
– Это мелкие стычки, а если придет вражеская армия?
– Сначала появится телеграф, затем регулярная и относительно мобильная армия, – усмехнулся Максим.
Голубиная почта никому не нужна? Почему? Этого Норманн действительно не мог понять. Всякие там тайные письма любовников или шпионов никто голубям не доверит, намного проще и надежнее передать через слугу или товарища. У крылатой почты только одно достоинство – скорость доставки сообщений, но существуют и ограничения. Голубя нельзя надолго увозить из родного гнезда, и само письмецо должно быть небольшим, значит, малоинформативным. Ну и ладно, здесь, среди лесов, болот и рек, лучшего способа срочной передачи сообщений нет и не может быть, а остальное не его забота. И специальную породу почтарей выведут без его подсказки. Вон в прошлом году привезли собак, а сейчас на псарне строящегося замка резвится два десятка серьезных волкодавов.
Как ни крути, а раньше мая им обратно не вернуться, дромоны ничуть не меньше когов, раньше этого срока ветер не выгонит лед из Маркизовой лужи. Первым делом Норманн устроил Ульфору настоящий допрос.
– Нам необходимо найти посредников для продажи трофеев, иначе захваченные суда и грузы начнут мешать.
– Разве ты не был в Бергене и никогда не видел Бригген? – удивился предводитель норвежцев.
– Не приходилось туда заглядывать, – пожал плечами Норманн.
– В Бриггене ты имеешь право продать любой товар, любое судно, любого человека и никто не задаст тебе ни единого вопроса.
– А если купец опознает свой корабль, либо раб встретится с родственниками или друзьями?
– Это не имеет никакого значения. Плати деньги, и можешь получить обратно свою вещь или родного брата.
– Даже если приведут свидетелей и докажут разбойное нападение на добропорядочного человека?
– Скажешь тоже! – весело захохотал Ульфор. –
– Разве церковь туда не добралась? – удивился Норманн.
– Сунулись было сто лет назад, в ответ им без разговоров сделали бабочку у позорного столба.
– Что значит – бабочку?
– Эх ты, испоганили тебя пришлые болтуны! Не знаешь даже простых правил предков! Это позорная казнь: клеветника рубят вдоль спины.
– Ни хрена себе нравы! Вот так ляпнешь слово, а тебя прилюдно разделают на площади как глупого теленка! – присвистнул от изумления Андрей. – В Бергене есть централизованная власть? Кто следит за соблюдением порядка и законов?
Ульфор несколько минут озадаченно смотрел на Норманна, затем вздохнул и заговорил:
– Гляжу я на тебя и убеждаюсь в мудрости старейшин. Нельзя латинскую ересь допускать на наши земли.
– Извини, мне никогда не говорили о жизни простых людей, даже правила тинга я узнал не так давно.
– Не беда, скоро сам все увидишь! – успокоил Ульфор. – Люди испокон веков торгуют в Бергене, сам торг называется Бригген. Земля ничейная, и тинга там не может быть.
– И много торговцев заходит в порт?
– В Бю-фьорд пропускают только корабли Ганзы, для остальных есть место в загоне для рабов.
– Почему ганзейцам разрешают торговать, а купцам датского короля вход закрыт?
– Видно, сильно годар Тренделаг замутил тебе голову! – тяжко вздохнул Ульфор. – Между нами вековая война!
– Король вместе с латинянами пытается крестить родовые племена силой оружия? – предположил Норманн.
– Король? – язвительно усмехнулся Ульфор. – В Оденсе что ни неделя, то новый король!
– Та же свистопляска, что и в Нидаросе?
– Разумеется! – Ульфор, соглашаясь, кивнул. – Сначала приходят к нам, убивают волхвов и обирают людей, затем в своих церквях делят добычу.
– Решено, мы сначала зайдем в Берген, только я не знаю, какие товары надо везти.
– Оружие и ткани, – не задумываясь, ответил Ульфор, – в Англию отвезем ворвань и шкуры.
Оживившись, предводитель норвежцев начал рассказывать различные истории, которые в разное время случались в Бергене. Норманна поразила звериная жестокость нравов, в городе действовали закон стаи и сила оружия. Прав ты или не прав, никого не интересовало, все решал критерий силы. Если у тебя больше сторонников и ты сможешь убить своего оппонента, значит, твоя правда. Только одно оставалось нерушимым и никогда не оспаривалось – право добычи. Никого не интересовало происхождение продаваемого товара, привезенное на торг – изначально твое. Купцы Ганзы жили в Бергене на другом берегу реки за высоким забором. Вели себя очень осторожно, никогда не появлялись на торгу, покупали и продавали товары непосредственно возле въездных ворот в свою факторию. Здесь Норманн усмотрел двуличие, ибо согласно папской грамоте они обязаны были распространять христианскую веру. Впрочем, подобное положение дел объяснялось высоким спросом и хорошей ценой на ворвань, которую в Европе называли осветительным маслом. Популярный и дорогой товар: не коптит как свечи или керосин, кроме того, дает яркий немерцающий свет.