Закон парности

Соротокина Нина Матвеевна

— Я так и не понял, живым нам надо было его брать или как? — с внезапным раздражением спросил Алексей.

— Ну что ты к нему привязался? — отозвался Белов. — Я думаю, Лядащева устроит любой вариант. Диц ведь его клиент, я прав? Только где девица?

Все трое остановились, удивленно глядя друг на друга, в пылу боя о ней забыли.

— А может быть, это был не Диц? — хмыкнул Белов. — Может быть, мы не того потопили?

— Эти шуточки твои покойницкие! — в сердцах крикнул Никита и бросился к даче.

Они искали Анну

Фросс везде, буквально перерыли весь дом, обследовали каждую комнату, сенцы, поднялись на чердак, и уже когда готовы были признать, что девица либо сбежала, либо лежит где-нибудь под кустом бездыханная, как Александр заметил, что из-под кровати, куда они уселись рядком, обессилев, торчит явно живой дрожащий башмак.

— А ну вылезай!

Явившийся взору обладатель нервных башмаков оказался чрезвычайно пыльным мужчиной без возраста.

— Господа, я сторож. Я здесь служил. Я ничего не знаю, — шелестел он чуть слышно, приставшее к усам его перо из подушки трепетало в смертельном ужасе.

— Где девица?

— Девица? Пойдемте…

Он провел друзей в те самые сенцы, где Никита столкнулся со слугой, ухватился за кольцо в полу и поднял тяжелый люк. Вниз в темноту вела широкая, крепко сбитая лестница.

— Они там…

Только тут Никита решил для себя загадку. Лакей не был левшой, как предполагалось вначале. Он шел убивать, а столкнувшись с неожиданным противником, не успел поменять руки.

Втроем друзья спустились в подвал.

— Анна! — крикнул Никита в темноту, ответом ему было эхо.

Подвал был огромен, и все бочки, бочки, потом стеллажи с бутылками.

— Здесь можно заблудиться. Никита, ау! У тебя рейнвейн на столе был? Прихвачу бутылку… А бургундское? Прихвачу две…

Они нашли девицу в самом темном, углу подвала, она лежала на полу лицом вниз в луже крови.

— Не повезло ей, — сказал Корсак без всякого сожаления в голосе.

— Но зачем же лакей шел сюда с ножом? — воскликнул Никита.

Белов склонился над девицей, перевернул бесчувственное тело на бок, зачем-то макнул палец в кровь.

Корсак, ты не прав! Ей повезло. Она просто пьяна в доску!

Партизана и куртизана

Анна пришла в себя уже в дороге, принялась стонать, ворочаться под плащом. Пришлось спешиться. Поддерживаемая Никитой, она нетвердо ступила на землю, но тут же оттолкнула поддерживающую руку, сбросила плащ и отошла к березе. Там ее и вывернуло наизнанку. Отплевываясь, она пыталась ругаться, но бунтующая плоть не давала ей складно выговорить ни одного слова. Потом она длинно, с шумом вздохнула и улеглась на землю.

— Сашка, вези ее дальше ты, будь другом, — взмолился Никита. — От одного вида этой особы меня начинает мутить.

Александр буркнул что-то, но спорить не стал.

— Вставай, голубица…

— Куда вы меня везете? — пробормотала Анна. — Я не хочу никуда ехать, — однако покорно дала себя запеленать в плащ и усадить на лошадь. Привалившись к плечу Белова, она опять заснула.

При входе в дом произошла малая суматоха, потому что вслед за лакеем, который обмер при виде бесчувственного тела, которое бревном внесли господа, немедленно появился Гаврила и осведомился с живым интересом:

— Батюшки, чей же сей труп?

— Это не труп. Это пьяная девица. Ее надо привести в порядок.

Гаврила призвал женскую обслугу, та сразу заквохтала вразнобой, перекрикивая их многоголосье. Никита приказал, чтоб они смолкли, смолкли немедленно, дабы не разбудить барыню. Предостережения его были напрасны. С большой лестницы уже сбегала в наспех накинутом пенье взволнованная Мелитриса.

— Ах, Никита, я места себе не находила, когда вы все втроем, вот так сразу… Куда?! — она обнимала мужа, а сама заглядывала через его плечо на сложные манипуляции женщин, протаскивающих в дверь закутанное в черное существо с растрепанными волосами. Гаврила руководил сложной операцией. От тепла девица проснулась, забормотала обиженно, пробовала даже бороться.

— Это Анна Фросс…

— О! Зачем появилась здесь эта женщина?

— Это не женщина, это преступница, насколько я понимаю, — деликатно заметил Корсак.

— Она агент Дица, — поторопился с ответом Никита. — Все кончилось благополучно, мой ангел. Потерпи до утра. Завтра я расскажу тебе все, — он осторожно дунул на выбившийся из-под чепца локон.

Голос Никиты обрел вдруг такие фиоритуры, оттенки и полутона, лицо его осветилось такой нежностью, что Белов и Корсак невольно переглянулись, а потом с глуповатым и умильным выражением, с каким говорят с детьми, стали наперебой уговаривать Мелитрису не волноваться.

— Иди спать, душа моя…

Лицо Мелитрисы затуманилось, она отодвинулась от мужа:

— А вы будете пировать дальше?

— Да, сударыня… всю ночь, — с готовностью отозвался Белов.

— Еще ничего не съедено, не выпито, — подтвердил Корсак.

Никита проводил жену в спальню, и друзья вернулись в библиотеку.

— Ну что, будем пировать? — строго сказал Никита, придвигая к себе остывшее жаркое, только сейчас он почувствовал зверский голод.

— Такой вечер, паскудница, испортила! — добавил Белов, налегая на холодную телятину.

— Надо позвать Лядащева.

— Допрос ладить?

— Да она будет дрыхнуть до утра.

— Расскажи-ка, Никита, все толком… Они уснули тут же, кто в кресле, кто на канапе. Утром Лядащеву была послана записка, в которой сообщалось, что Анна Фросс находится в доме Оленева и там с нетерпением ждут появления адресата. Спустя полчаса Лядащев был в означенной библиотеке. Вид у троих друзей был нахмуренный, помятый и недовольный.

— Когда гуляешь рядом с зловонной ямой, то поневоле портится настроение, — пробурчал Белов.