Закон подлости гласит

Юраш Кристина

«… эксперимент. Джеральд Двейн – студент пятого курса, подающий большие надежды. (нарисован какой-то цветочек и ромбик) Томас Линдер – преподаватель (кружочки следуют один за другим, словно кто-то расписывал ручку) и куратор. Тема диссертации (зачеркнуто), создание (снова зачеркнуто)… зверь подал признаки жиз… Агресси …»

– Ты кто такая? – спросил жердяй, подходя ко мне поближе. – Отвечай немедленно!

Хороший вопрос! В свете последних событий – девочка по вызову по кличке «Золотая рыбка».

– А вы кто такие? – недружелюбно спросила я, обувая второй ботинок и завязывая шнурки.

– Нет, это ты отвечай на наш вопрос! Ты – дух Анабель? – спросил рыжий, разглядывая меня, – Хотя нет,

она – не дух. Но до чего же похожа! Так, труп надо убрать! Развеем? Или…

– Ты что? С ума сошел! Сейчас сюда инквизиция примчится! Никаких «развеем»! Просто сожжем его и все! Круг надо стереть, чтобы никто не догадался… А что делать с этой я не знаю. Слушай, мне кажется, кто-то постучался в дверь! Живо! Давай все убирать! – занервничал жердь. В его руках появилось ведро с водой и тряпка. Он начал стирать меловой круг.

– Переодевайся! – заорал рыжий, кивая мне не труп. – Переодевайся! Я кому сказал! Сейчас нам всем тут будет плохо! У инквизиции разговор короткий! Быстро! Так, надо вытереть кровь, убрать клетку… Быстрее, чего смотришь! Они уже идут сюда! Соседи наверняка доложили о криках!

Я посмотрела на панику, потом на труп. Ступать на кривую дорожку мародерства мне не хотелось.

– Шевелись! – взмолился жердь, размазывая тряпкой по полу странные символы.

– Верните меня обратно! – потребовала я, глядя на мужскую версию Золушки.

– Не выйдет! – проскулил полотер. – Там теперь Боня!

Боня? Вот эта черная мохнатая тварь со светящимися глазами и оскаленной пастью – Боня? А полное имя Бонифаций? Какая прелесть. Меня чуть не сожрало чудовище неопределенного пола с нежным кошачьим именем Боня! Мне даже на том свете сознаваться было бы стыдно. Если бы другие жмурики меня спросили, как же меня так угораздило, я бы предпочла расписать героическую смерть от падения кирпича на голову.

– И что, Боня сейчас у меня дома? – осведомилась я, все еще не веря своим органам чувств.

– Да. Если дома кто-то есть – соболезную. А если нет, то он исчезнет через эм.. полчаса! – ответил рыжий, осматриваясь по сторонам и сгребая какие-то бумаги.

Я подумала о том, сколько времени понадобится моему бывшему супругу, чтобы доехать до меня, позвякивая в кармане старой связкой ключей. Один замок я поменяла, но разве для него один чахлый замок – это преграда? Я не про мужа. Я про Боню. При мысли о том, что мой экс-благоверный всю нашу совместную жизнь тренировался быстро бегать с полным мочевым пузырем, я чуть не хихикнула. Он явно готовился к этому дню. Как пафосно говорил его любимый супергерой в конце каждого сезона: «однажды этот день настанет!»

Я вдохнула запах пыли, посмотрела по сторонам. Ничего не изменилось.

– А потом можно вернуться? – спросила я, прищурив глаза.– Ну когда Боня исчезнет?

– Нет… Уже все… Ты остаешься здесь. Закон равноценности. Третий, кажется, параграф. – прокашлялся жердь, собирая на лбу все морщины. – При…эм… перемещении… эм… во временном…

– Позор! Позор! Мой научный руководитель не помнит закон равноценности! – закатил глаза рыжий. – Переодевайся, чего смотришь! Сейчас сюда нагрянет инквизиция! Я кому говорю! Томас! Стащи с журналистки одежду и дай ее этой! Авось никто не заметит!

Да, сон определенно интересный. Мне самой интересно, что будет дальше. Через десять минут мы сидели в пыльной гостиной, оформленной в лучших традициях романов Шарлотты Бронте и Джейн Остин. Я с маленькой кружечкой чая и в длинном синем платье чувствовала себя, если ни Джейн Эйр, то как минимум Элизабет Беннет. Мсье… Мне еще сахара! Хотя нет, я, скорее Алиса на безумном чаепитии. Труп был уничтожен, на столе лежал планшет, ручка и документы на имя некой Анабель Эрланс.

В дверь постучали. Причем не так, как нищие соседи с просьбой «занять до получки» или отсыпать соли в пустую солонку, а уверенно и судя по звуку ногами.

– Открывайте! – раздался голос откуда-то из коридора. Рыжий и жердь переглянулись. Я увидела, как кадык у жердя ходил туда-сюда, а фарфоровая кружка чуть не расплескала все содержимое на старый, утоптанный ковер. В итоге стук раздался снова, что еще сильней встревожило рыжего. Он пошел открывать, обливаясь потом и почему-то икая.

Через секунду в комнате стояли крепкие ребята в черных мундирах со странными нашивками, в черных плащах с капюшонами. Лица у всех были закрыты черными масками, напоминающими оскаленный череп. Надо будет потом зарисовать это и отправить одному известному модельеру, чтобы он не парился над тем, какую форму придумать железнодорожникам, работникам почты и прочим «форменным сотрудникам». Я прямо представляю, как мирно трясусь в плацкарте на боковушке. Свет уже выключили. И тут ко мне склоняется проводница в черном, с маской смерти на лице и интересуется, не я ли спрашивала, когда будет станция Большие Рогалики? А потом не удивляйтесь, почему белье влажное! Санитарная зона? Поздно! Будут и рогалики, кренделечки, и даже козинаки. Нет, лучше всего предложить эту форму сотрудникам почты. Захожу я такая с конвертиком на почту, а тут из окошечка «Выдача пенсий, корреспонденции и оплата за коммунальные услуги» на меня смотрит ЭТО. С бейджиком на лацкане: «Мария Иванова». «Заказным с уведомлением?» – интересуется смерть. – «Опись делать?». Да! Именно последние два слова лучше всего охарактеризуют мое состояние в данный момент! Пенсионерам все равно, они – народ бывалый. Зато очередей будет меньше. Слабонервные сразу сольют и сольются.

– Инквизиция, – представился один из вошедших. – Соседи жаловались на крики. Мы осмотрим дом и побеседуем с вами. Всем оставаться на месте и предъявить документы.

Глава вторая… если везет, значит, скоро придется платить за проезд

Лучше горькая правда, чем сладкая ложь!

Редактор газеты «Горькая Правда»

Я с явным интересом наблюдала, как инквизиция перерывает бумаги, лежащие на столе, подозрительно вглядываясь в какие-то рисунки и откладывая их в сторону. Почему–то мне казалось, что нас втроем сразу потащат в сторону костра, пробубнят что-то ради приличия и очистки совести, а потом «Абдулла! Поджигай!». Где-то в памяти на кострище жарилась великая героиня Столетней войны. Запахло походной романтикой. Барды-битарды в шапочках-петушках и вязаных свитерах поют вокруг костра свои «трехаккордные» песенки на один мотив, едят тушенку и любуются звездами. Лепота…

– Разрешение от инквизиции? – протянул руку один из инквизиторов, глядя на какой-то листочек с рисунком и пояснениями.

– Так мы … это… это пока что теория… Мы даже не практиковались… – заблеял рыжий, с ужасом глядя на маску и на глаза, которые смотря сквозь прорези. – Мы пока что … эм… это гипотеза… Ну мы, конечно, будем добиваться разрешения! Если захотим ее …эм… доказать…

Инквизиция шуршала по всем углам, а мне это напомнило тот день, когда мой супруг собирал вещи. Где-то на том конце города моя свекровь и моя мама без устали набирали мой номер и твердили мне одно и то же. «Да, изменил! Мне муж всю жизнь изменял! И что? И что с того? Я с ним поговорю!», «Я говорила вам завести ребенка! Дети – укрепляют брак! Чем больше детей, тем лучше!», «Просто у сыночки возвышенная душа поэта! С кем не бывает! Со временем у него это пройдет. Я уверена!», «Нагуляется – вернется! Мой же Витенька возвращался?», « И что теперь о вас подумают! Чуть что – сразу разводится! И года вместе не прожили! Позор!».