Шрифт:
Первый день в Кейптауне ознаменовался тем, что мой белый бульдог Майк цапнул полицейского, и мне пришлось уплатить десять долларов за порванные штаны. И вот не прошло и часа, — как «Морячка» пришвартовалась в порту, а я остался без гроша в кармане.
Следующим, кого я встретил, был не кто иной, как Шифти Керрен, менеджер Крошки Делрано, жуликоватый тип, скупавший денежные расписки. Я наградил этого достойного человека суровым взглядом, но у того хватило наглости приветливо улыбнуться и со счастливым видом протянуть мне руку.
— Вот это да! Стив Костиган! Не может быть! Привет, Стив! — старательно изображал радость, затараторил
Он наклонился погладить пса.
— Рррр! — прорычал старый, добрый Майк, явно намереваясь сжевать руку Шифти. Я оттолкнул Майка ногой и произнес:
— У тебя еще хватает наглости любезничать со мной после того, как в последнюю встречу ты поносил меня всякими непотребными словами?
— Да ладно, Стив! Не глупи и не держи на меня зла! Я всегда тебе говорил, Стив, бизнес есть бизнес!
— Гаххх! — выдохнул я. У меня не было ни малейшего желания связываться с этим парнем, и хотелось поскорее отделаться от него.
Мне приходилось драться с Крошкой дважды. В первый раз он победил меня в десятираундовой схватке в Сиэтле, но не причинил ни малейшего вреда моему телу, потому что, хотя он и был первоклассным боксером, удар у Делрано был слабоват.
В следующий раз мы встретились на ринге во Фриско. Крошка победил меня в честном поединке из десяти раундов, затем, в напрасной попытке остановить меня, нанес удар самому себе и разразился бранью. Я нокаутировал его в одиннадцатом раунде, потом в двенадцатом, а в четырнадцатом нанес удар правой, погрузив кулак в солнечное сплетение, отчего тот вырубился. Однако у него хватало ума схватиться за пах и скорчиться от боли, а Шифти скакал возле него и вопил:
— Нечестно!
Он вопил так, что рефери испугался, смутился и дисквалифицировал меня. Клянусь, я вел честный бой! Я тяжело рухнул на канат. Решение было принято официально, и это больно задело меня.
Поэтому сейчас я сверкнул глазами и спросил Шифти:
— Чего тебе от меня надо?
— Стив, — ответил он, дружески положив мне на плечо руку. — Я знаю, что у тебя золотое сердце! Ты не оставишь в беде своего соотечественника, правда? Нет! Конечно, не оставишь! Ты же старый, добрый Стив! Так вот, слушай: мы с Крошкой попали в передрягу и разорились. Крошка в тюрьме. Мы тут провернули одно дельце, а эти британцы дисквалифицировали Крошку за то, что он побил одного из английских неумех. Крошка не имел против парня ничего плохого, просто он очень возбудим!
— Да уж я знаю, — проворчал я. — Эта крыса оставила мне зарубку на шее. Со мной он тоже очень быстро возбудился!
—. Ну так вот, — поспешно произнес Шифти, — нам здесь не позволяют устроить поединок, и мы решили отправиться в Иоганнесбург. Там сейчас гастролирует юный Хилан, и Крошка мог бы сразиться с ним. Но Крошка в тюрьме, и его не выпустят, пока мы не внесем штраф в шесть фунтов. Это, знаешь ли, тридцать долларов! А мы разорены, Стив! Я взываю к твоей национальной гордости! Крошка — такой же американец, как ты, но сидит в заточении только за то, что вступился за честь своей страны!
— Ух ты! — Я навострил уши. — Как это?
— А вот так! Он ворвался в паб, где трое британцев-моряков возводили напраслину на американский флот. Ну, ты же знаешь Крошку — гордый, свободолюбивый импульсивный парень! Настоящий мужчина! Он, конечно, не моряк, но такие заявления в адрес его страны оскорбили его и заставили ввязаться в драку. Он хорошо поддал этим англичанам, но тут появилась полиция, его схватили, отвели в магистрат и назначили штраф, который мы не можем заплатить. Ты только подумай, Стив! — разглагольствовал Шифти. — Крошка, чьего триумфального возвращения в Штаты ожидают тысячи поклонников, сидит в тюрьме на хлебе и воде! А тюремщики издеваются над ним за то, что он вступился за свой флаг и нацию! За то, что защитил честь американских моряков, к которым, напомню тебе, принадлежишь и ты! Я спрашиваю тебя, Стив, неужели ты останешься в стороне и допустишь, чтобы твой соотечественник томился в цепях британской тирании?
— Ни за что! — воскликнул я, охваченный внезапным патриотизмом.
— Кто старое помянет, тому глаз вон! У всех моряков есть неписаный закон: на берегу они обязательно должны заступаться друг за друга.
— Не для того я дрался с англичанами во всех портах мира, чтоб теперь отдать им на растерзание американца! Сейчас, Шифти, у меня нет ни цента, но я достану деньги! Встретимся через три часа в Американском Морском Баре. Я или добуду деньги для Крошки, или буду знать, как их достать. Понимаешь, я это делаю не только для Крошки. Я все еще мечтаю когда-нибудь победить его! Но он американец, а я не настолько мелочен, чтобы из-за личной неприязни не помочь соотечественнику в беде!
— Вот снова настоящего мужчины! — зааплодировал Шифти, и мы с Майком поспешили прочь.
После непродолжительной прогулки мы оказались у здания в портовом квартале, на котором красовалась вывеска: «Южно-Американский Спортивный Клуб». Все здание было ярко освещено, а изнутри доносились вопли, говорившие о том, что идет поединок. Билетер сообщил, что матч только что начался. Я попросил вызвать владельца, Херди, по прозвищу Буйвол, с которым имел честь когда-то сразиться, но человечек поведал, что Буйвол у себя в офисе, небольшой комнатке радом с билетной кассой, и мне стоит пройти прямо туда.
Я вошел и увидел Буйвола, беседующего с высоким, тощим джентльменом, при виде которого мои волосы на голове зашевелились.
— Привет, Буйвол! — произнес я, игнорируя его дурака-собеседника и сразу же переходя к делу. — Я хочу сразиться сегодня, прямо сейчас. Если у тебя есть кто-нибудь, кто желает подраться, ты разрешишь мне выйти на ринг и подзаработать немного деньжат?
— Странное совпадение! — заметил Буйвол, подергивая длинные усы. — Брент-Хвастун просит меня о том же!
Мы с Брентом с неприязнью посмотрели друг на друга. Мне уже приходилось иметь дело с этим хлыщом. Добрая часть моей боксерской репутации обязана тому, что я всегда побеждал долговязого Хвастуна.
А он, как вам должно быть известно, крепкий орешек! Являясь бессменным победителем во всех боях на своем судне, Брент и на берегу не упускал возможности выступить на профессиональном ринге; впрочем, я тоже не терялся.
Несколько лет назад моей глупости хватило наняться на «Элинор», на которой Брент служил помощником капитана. Он австралиец, а «Элинор» — австралийское судно. Обычно команды австралийских судов славятся своей дисциплиной, но «Элинор» была исключением. Ее капитан представлял собой настоящий пережиток прошлого, а все помощники — прирожденных забияк, а среди них особенно выделялся Брент. Недаром к нему прочно прилипло прозвище «Хвастун».