Закон землеройки
Шрифт:
…Когда я прибыл в монастырь, работа на пруду шла полным ходом. Проинспектировав колодец, остался доволен: у его восточной стены уже была прорыта глубокая траншея, а в центре внутренней кладки зияла приличных размеров дыра.
– Здравствуйте, Александр Григорьевич, – косолапо подскочил ко мне Толик.
– Доброе утро, бригадир! Молодцы, славно поработали, – похвалил я его. – А что у нас с мотопомпой?
– Только к обеду обещали подкатить, – виновато развел он руками. – С трудом отыскал эту машинку у пожарных, а они ее уже пять лет не запускали… Но обещали наладить. Зато выпросил у них заодно двести метров брезентовых рукавов…
Когда запланированные мною еще со вчерашнего вечера работы были завершены, приступили к строительству деревянного моста, по которому можно было бы докатить арендованную мотопомпу до центра пруда. Я собственноручно вбил первый колышек в точку начала возведения моста, повесил на него, словно флаг, малиновую рубашку и дал сигнал к укладке первого пролета. Потом наравне со всеми шлепал босиком по отсыревшему после дождей дну, вколачивая в него кувалдой опорные столбы. Извозился, конечно, безмерно, но энтузиазма подобная ерунда не умерила.
Протянув к центру пруда прочные вертикальные опоры и закрепив на них горизонтальные брусья, спустя еще час мы покончили с настилом, так что когда нам доставили обещанную помпу, мост был практически готов. Однако с учетом обеденного перерыва непосредственно к началу очистки пруда мы смогли приступить только к пяти вечера. Правда, до этого успели опробовать и переносной водопровод, подсоединенный к пожарному гидранту у ворот монастыря, и произвести пробный запуск мотопомпы, выдавшей нам мощный фонтан воды высотой метров в двадцать. Теперь, чтобы все это заработало в комплексе, оставалось лишь избавиться от неширокой полоски земли, отделявшей пруд от дыры в плотине.
– Ну что, отворим врата ада? – взяв инициативу на себя, Толик схватил штыковую лопату с длинной ручкой и задорно всем подмигнул.
Обмотав бригадира заранее приготовленной веревкой, мы привязали другой ее конец к мосту, и он спустился в раскоп. Первый удар, второй, третий… Упругая резиноподобная глина поддавалась неохотно. Заметив, что и без того выдохшийся за день помощник взмахивает лопатой все реже, я приказал ему возвращаться. С помощью страховочной веревки рабочие вытянули Толика наверх, а я, обмотавшись той же веревкой, бодро спустился на его место и принялся размеренными ударами заступа расширять и углублять уже пробитое им небольшое отверстие.
Чтобы начать задыхаться, мне хватило и десяти минут, но тут, по счастью, я почувствовал, что с каждым очередным ударом глина становится все мягче. Это обстоятельство придало мне сил, и, размахнувшись во всю ширь канавы, я что есть мочи вонзил лезвие лопаты в подкоп. Тотчас раздался чавкающий звук, и к моим ногам устремился тонкий ручеек жидкой грязи.
– Ура, – радостно завопил я, – пошла руда!
Лопата, как назло, крепко увязла в глине, и пока я расшатывал ее черенок, вода из пруда, обретя долгожданную свободу, начала бить из пробитой дыры уже фонтаном. Заметив, что уровень мутной жижи неуклонно повышается, я плюнул на злополучную лопату и крикнул, чтобы меня начинали вытаскивать. Веревка резко натянулась, раздалось дружное: «Раз-два, взяли!», затем последовал мощный рывок, и мои ноги с громким хлюпом выскочили из засосавшей их грязи. Увы, ненадолго. Влекущая вверх сила неожиданно исчезла, и я… с треском шлепнулся обратно.
«Похоже, веревка лопнула, – мелькнула в голове паническая мысль. – Вот черт! Как же теперь выбираться-то?!» Относительно сухие несколько минут назад стенки раскопа были теперь забрызганы скользкой, подобной размокшему мылу тиной, и выкарабкаться на твердую поверхность самостоятельно не представлялось никакой возможности: все мои отчаянные прыжки не приблизили меня к спасению ни на йоту. Ситуация накалялась, и тогда я решил попытаться протиснуться в колодец вместе с потоком.
Набрав полную грудь воздуха, я зажмурился и нырнул в черную, лавиной несущуюся мимо меня липкую жижу. Ориентируясь на ощупь, достиг вместе с потоком заветной пробоины, почувствовал глухой удар по барабанным перепонкам, сделал несколько судорожных движений и понял, что проскользнуть в дыру не удается. «Раздеться! – молнией пронеслась в голове спасительная идея. – Срочно снять проклятые штаны! Уж лучше выбраться отсюда голышом, чем утонуть в одежде!» Отчаянно засучив ногами, я стал поочередно избавляться от пропитанных илом и потому задубевших штанин, радуясь в душе, что отправился в раскоп босиком. И стоило мне избавиться от джинсовой обузы, как плотная и бурлящая жижа тотчас вдавила мое тело в отверстие, а потом вытолкнула вверх, словно пробку из бутылки. Я жадно глотнул порцию воздуха и принялся судорожно шарить по стенкам колодца руками, ибо продолжал оставаться слепым как крот. Ухватившись наконец за одну из скоб, начал карабкаться вверх со скоростью киношного человека-паука.
Наверху меня встретил… гомерический хохот. Да я и сам, наверное, от души повеселился бы при виде выскочившего из колодца грязного чучела. Впрочем, Толик, прикрикнув на подчиненных, тотчас отвел меня к помпе и щедро окатил водой из пожарного рукава, благодаря чему я вновь обрел зрение и стал похож на человека. А уж когда натянул рубашку, и вовсе превратился в начальника, пусть пока и бесштанного.
Наскоро приведя себя в порядок, я помчался обратно к колодцу, лелея надежду, что вслед за мной всплыли и мои джинсы. Ведь в них, в заднем кармане, остались восемь тысяч из тех десяти, которые я оставил себе на непредвиденные расходы, уходя утром от Кошельковых (еще две тысячи покоились в нагрудном кармане рубашки).
Мое появление вызвало у рабочих новый приступ хохота: оказывается, второпях я забыл избавиться от веревки, и теперь она волочилась за мной по земле наподобие нечаянно выросшего хвоста.
– Посмеялись, и будет, – беззлобно укорил я рабочих. – Лучше срежьте кто-нибудь эту чертову веревку, раз она положенной ей страхующей роли не сыграла.
Смех мигом стих, и все принялись демонстративно хлопать себя по карманам, но ножа, как я понял, ни у кого не нашлось. Пришлось забросить «хвост» на плечо и тащиться в бытовку, где имелась пила-ножовка. Когда же я спилил свою веревку, уже на выходе случайно заметил второй ее кусок, торчавший почему-то из-под будки. Заинтересовавшись, я присел на корточки и метр за метром подтянул «страховку» к себе. Разгадка внезапного обрыва показалась мне страшной: вторая веревка была основательно кем-то надрезана! Поддавшись овладевшему мной пессимистическому настроению, я на всякий случай затолкал под бытовку и отпиленный «хвост», и улику, а сам вернулся внутрь помещения и в задумчивости присел у окошка.
«Интересно, кто из них шестерых подстроил мне такую пакость?» – думал я, разглядывая толпившихся у плотины рабочих.
В бытовку шумно ввалился Толик.
– У нас авария! – встревоженно объявил он с порога. – Земля забила слив, и вода больше не сходит!
– А у меня штаны уплыли! – огрызнулся я в ответ.
– И что нам теперь делать? – слегка растерялся бригадир.
– Штаны мне искать, вот что! А вода рано или поздно и сама дырочку найдет. Вот тебе две тысячи, – протянул я ему последние деньги, – и срочно раздобудь мне какие-нибудь джинсы!
Недовольно насупившись, Толик вышел, и я пожалел, что разговаривал с ним столь грубо. Уж если кто и надрезал веревку, то точно не он, ведь одолженный им мне накануне нож так и остался лежать в кармане моих канувших в месиво штанов. «А что, если попросить Славика поискать мои джинсы? – подумал я, вспомнив о ноже. – Должен же его "миноискатель" среагировать на оставшиеся в карманах металлические нож и монетки? А может, и бумажные восемь тысяч отмыть удастся. Одну пообещаю за труды ему, а остальные и мне пригодятся…»