Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса
Шрифт:
Поэтому имей мужество, Эзоп, признать свою ошибку. Ибо ты оскорбил большинство. Ты явно нарушил меру в этом вопросе. Безмерность тебя поглотила. То, что присуще десяти человекам, нельзя переносить на тысячу. А то, что свойственно тысяче – вовсе не присуще всем. Не знает Эзоп разумной меры ни в чём, как впрочем, меры не знают и многие другие люди. Поэтому моё первое изречение таково:
– «Мера – лучше всего».
Тут же, началось бурное обсуждение сказанного Солоном.
– Мысль интересная и глубокая! – обрадовавшись, возгласила Пифия. – Превосходное слово, благостное слово изрёк афинский мудрец, нечета эзоповой «премудрости». Аполлон любит солоновы речевания.
– Да какая она интересная? – возопил Эзоп. – Кто эту меру знает? – Анахарсис, который уже выпил две полные чаши вина и съел весь виноград или Солон, который издал такое количество законов,
Тут пустился в рассуждения Клеобул, своевременно перебив Эзопа:
– Я согласен с Солоном – мера лучше всего. Во всех человеческих и божественных делах должна иметь место мера. Мера в труде, мера в отдыхе, мера в деньгах, мера в богатстве, мера в строгости, мера в бедности, мера в любви, мера в ненависти, мера в словах и речах. Известно, что излишняя праздность может погубить, излишняя работа – тоже. Следовательно, здесь важно найти надлежащую середину. Всегда и во всём должна быть разумная мера. Человек, не знающий меры, обречен на беду. Для мудрых людей – меру предписывает закон, а для глупых – басня, в которой говорится о собаке, которая не могла найти меру своему домику, поскольку то вытягивалась, то скручивалась в клубок. Кажется, то эзопова басня. Вот этими словами, что произнёс Солон, можно ответить богам.
– И я согласен с Солоном и Клеобулом, – присоединился к разговору Питтак. – Я бы даже так уточнил:
– «Знай добрую меру». Мера очень важна, а для человека она должна быть разумной, доброй. Без добра жить человек не может, но по своей природе он и добр, и зол. Чтобы одолеть внутреннее зло, да и внешнее тоже, надо источать добро. Вот и боги – это тоже добро. Но не ко всем же они источают только добро. По отношению к негодяям они не могут источать только добро. Тут тоже нужна мера.
– Многие говорят о мере, – вмешался в разговор Хилон, – мысль совершенно верная и добротная, но я бы выразил её так: «Не желай невозможного». Здесь и мера, и желание на переднем плане. Богам позволено желать многое, даже то, что нам кажется невозможным – бессмертия, безмерной славы, безмерной власти над людьми, безмерных вожделений. Человек же должен желать только того, что осуществимо, что в жизни возможно, соразмерно, умеренно, разумно.
В беседу вступил долго молчавший и внимательно слушавший суждения мудрецов Биант:
– А я думаю, что Эзоп прав. Может быть не во всём, но прав.
Мудрецы с удивлением посмотрели на говорящего приенца. Эзоп резко вскочил на ноги и вскричал:
– Хоть один воистину мудрый нашелся, который умеет не только слушать, но и понимать мудрость.
Его тут же осадил Анахарсис. Биант тем временем продолжил:
– Так вот, я повторяю – частично Эзоп прав: «Большинство людей – дурны». Конечно, не все люди сволочи, как опрометчиво выразился он. Ибо тогда выходит, что и собравшиеся на сей пир тоже – сволочи. А такого за собой никто признать не захочет, включая самого Эзопа. Во всяком случае, я не сволочь. Думаю и Пифию, и Солона, и Фалеса, и Питтака, и Клеобула, и Хилона, и даже Анахарсиса нет оснований считать таковыми. К дурным людям не относится большинство гноримов. Я имею в виду эпифанов, харентов, эпиэков, белтистов, динатов, гипейрохов, пахеев, эйпоров. Если Эзоп и Анахарсис не знают кто это, то выскажусь проще. Не можем мы считать сволочами вельмож, знатных, лучших, благородных, выдающихся, снисходительных, влиятельных, могущественных, зажиточных, имеющих достаток эллинов.
Конечно, все мы знаем, что человек существо сложное и живет очень напряженно и делает много глупостей и порой поступает дурно. И даже среди тех, кого я обелил, таковые имеются. Дурно – это значит не по разуму, не по закону, не по чести, не по правилам, не по нравам, непродуманно, не взвешенно, без учета интересов других и даже супротив своим подлинным интересам.
Тут вступил в разговор, о чем-то своём сокровенном размышлявший Фалес:
– Я не согласен с Биантом, с Эзопом – и подавно не сойдусь во мнении. Называть всех людей сволочами, или подозревать большинство мужей и женщин в глупости, по крайней мере, беспечно, оскорбительно. Человек – существо разумное, божественное, а божественное, следовательно, не может быть дурным и тем более сволочным. Но среди нас такие встречаются, никто из этого не делает тайны. Человек ошибается. Порою случайно, а иногда по умыслу, даже злому умыслу. Вместо того, чтобы идти направо, идет налево или наоборот. Иногда он вместо требуемого молчания кричит, а вместо того, чтобы кричать – молчит. Его дела, помыслы и поступки не всегда понятны и часто необоснованны. Он и сам не понимает, почему так поступил и что из этого получится. Следовательно, в себе надо разобраться. Самое трудное познать себя, а самое лёгкое – давать советы другим. Поэтому, я считаю, что нет лучшего гнома, нежели «Познай себя». Именно такое выражение должно быть вырезано на преддверии священного храма. Не скажу, что это мудрое выражение принадлежит мне. Я слышал его от Солона, а также от Хилона, нечто подобное говорили мне мой дед и дядя. Жрецы Египта и Вавилона говорили мне, об этом же. И даже внук Солона – Тимолай, показав мне странную игрушку, как-то сказал: «Узнай, что это такое, и я скажу, что ты мудрец». Вот что я вам твержу, почтенные мужи, и тебе, невеста Аполлона.
Все мудрецы умолкли и любопытствующе посмотрели вначале на Анахарсиса, а затем на Пифию. Жрица, которая внимательно слушала рассуждения мудрецов, наконец встрепенулась и обратила взор к царевичу:
– Что молвишь ты, царственный скиф? Тебе есть, что сказать мудрствующему застолью?
– Согласен, – то ли скромничая, то ли не подумав ответил тот.
– С чем или с кем согласен ты – с Эзопом, Солоном, Фалесом, Биантом?
– Я согласен… – скиф на мгновение запнулся, а затем очень быстро сообразил. – Со всем мудрым, что здесь прозвучало, а гнома на преддверии храма должна быть такой: «Суди по делам». Таков мой ответ бессмертным и смертным.
– Владыки умов и мысли, пройден первый круг поиска мудрости, – подвела итог Пифия. – Я довольна многими суждениями, прозвучавшими здесь. Думаю, ими будет доволен и Аполлон. Теперь пойдем по второму кругу, поскольку мудрость беспредельна. Но перед ним снова наполним чаши вином, быть может, нам явится более глубокая истина.
Жрецы вновь наполнили вином чаши мудрецов. Те с наслаждением выпили, сказали несколько добрых слов о вине и лозе. А как же не скажешь, ведь вино превосходно. О вине они могли бы говорить весь день, да предстоит разговор о более важном деле.
– За тобой, Солон, второе слово. Только, будь добр, не уступай его, как прежде, Эзопу – улыбаясь, молвила жрица. – А то опять придётся «разгребать мудрёные эзоповы завалы».
– На сей раз не уступлю, ибо обстоятельства того не позволяют.
Эзоп, было, напрягся, возмущенно скривился, дескать, в первом кругу начинал я, значит, и во втором первое слово полагается мне. И вообще, я тут едва ли не первейший среди первых. Но слушать его никто не стал. Анахарсис и Биант, со словами – «не торопись», придержали его за руки.
Тем временем Солон, поблагодарив жрицу за предоставленное ему слово, повел такую речь:
– Ранее я говорил, что мера лучше всего. Я и сейчас на этом настаиваю. При этом, превосходнейшие мужи, не мне вам объяснять, что мера – понятие условное. В ней, к сожалению, нет единого критерия и канона, как и нет одинакового взгляда на нее у всех. Не секрет, что не всегда и не во всём она соблюдается. Вот, например, мы – афиняне, да и многие другие эллины, определили точно меру веса, меру длины, денежные меры, меру земельных наделов и даже меры, по которым можно отнести человека к тому или иному разряду людей. Есть и другие точные меры. Но, к сожалению, их мало. Редко какой человек знает точную меру в пище, меру сна, любви, дружбы, меру допустимого или недопустимого гнева. И меру наказания за преступления, согласно нашим законам, вряд ли мы определим совершенно справедливо. Её мы определяем неоднозначно – «от» и «до», в зависимости от обстоятельств. Даже сидящие здесь мудрейшие мужи и те чётко не знают собственной меры. Скажем, Эзоп не знает какова для него разумная мера вина. Он не знает слов Гомера: «Пить твердою мерой каждый обязан». А вот Анахарсис её уже знает – не более трёх чаш. Правда Анахарсис пьёт теперь мало, по той причине, что однажды перебрав меру в вине именно здесь – в Дельфах, во время Пифийских игр, он стал требовать от хозяев награды и венка. Теперь, после тех неприятных событий, он знает свою меру и ведет себя соразмерно.
Тут же Анахарсис в свое оправдание ответил:
– То было состязание, кто выпьет больше чистого вина, и я напился первым допьяна.
Солон рассмеялся и воскликнул:
– А цель заключалась не в том, чтобы, упиться, а в том, чтобы пируя одновременно с другими, опьянеть последним. Или вообще остаться трезвым при равно выпитом количестве вина. Вот теперь-то ты свою меру знаешь. Оказывается, иногда чтобы узнать свою собственную меру, надо опозориться на Пифийских играх.
Тут не удержался Эзоп и, резко вскочив на ноги, выкрикнул: