Законы любви
Шрифт:
— Спасибо, мадам, — с поклоном ответил граф Лейтон и, повинуясь взмаху ее руки, удалился.
По дороге домой он, не повидав жену, остановился у коттеджа, где жила Сисели. Девочка бросилась ему на шею. Орва стояла в дверях, вопросительно глядя на хозяина.
— Давайте посидим у очага, — предложил граф. — Сегодня сыро, и туман еще не поднялся с полей.
Он сел и усадил дочь на колени. Орва поднесла ему небольшой кубок с вином и тоже села. Когда Роберт навещал свое дитя, им было не до церемоний.
— Мне невероятно повезло, малышка, — начал граф.
— Ты нашел подходящую
— Не семью, куколка, а королеву Жанну! — ответил он с деланным энтузиазмом. — И у тебя будет подружка. Еще одна девочка, которая тоже приедет к королеве Жанне. Ее маленькая тезка, леди Джоанна Бофор. Она года на два старше тебя и тоже впервые уезжает из дома. Отец ее умер, мать снова вышла замуж. Ее старший брат — граф Сомерсет. Они родственники короля, куколка. Нам невероятно повезло, что ты будешь при дворе. И Орва поедет с тобой.
— Но я не хочу покидать Лейтон-Холл! — заплакала девочка. — Пожалуйста, не отсылай меня! Обещаю, я буду хорошей девочкой! Не стану выходить из коттеджа, и мачеха никогда больше не увидит меня! Клянусь! Только не прогоняй меня, папа!
Роберт почувствовал, как разрывается сердце. Но что он может сделать? Если Сисели останется, ярость Лючаны примет опасные размеры. И тогда она постарается любым способом избавиться от ребенка.
Постаравшись взять себя в руки, он сказал дочери:
— Сисели, тебя никто не наказывает. Тебе оказали огромную честь, допустив к королевскому двору. Наш род древний, но незначительный. Отсутствие богатства не позволило заключать выгодные браки и приобрести влияние и связи. Теперь мы приобрели богатство, но не играем роли при дворе. Если ты угодишь королеве Жанне, у нас появится возможность познакомиться с самыми важными персонами в стране. И это позволит нашей семье появляться при дворе. А я смогу найти подходящие партии для твоих братьев, что усилит наше могущество и влияние. Ты поможешь Лейтонам сделать этот первый шаг.
Всхлипы Сисели стихли. Она была умной девочкой и сумела понять смысл отцовских слов.
— Но что ты скажешь мачехе, папа? — тихо спросила она. — Ей не понравится, что я еду ко двору.
— Я скажу, что нашел для тебя место в доме богатой вдовы, — усмехнулся он. — Со временем она узнает всю правду, но, поняв, что ты поможешь нашим сыновьям, умерит ревность по отношению к тебе.
— Возможно, так и будет, — согласилась она. — Когда мы должны ехать, папа? И куда?
— Хаверинг-атте-Бауэр, любимая резиденция королевы Жанны. Милях в пятнадцати от Лондона. Она хочет видеть тебя в начале июля, так что у нас еще есть несколько недель.
Орва, все это время молчавшая, неожиданно вмешалась:
— Миледи понадобится приличная одежда и драгоценности, а также ежеквартальное содержание. И собственная лошадь. Но получить все это нелегко, ибо ваша жена ничего не хочет дать Сисели. Как вы видите, на девочке поношенное убогое платье. И все ее наряды таковы. Я чиню их, как могу, но леди Сисели растет, и мне пришлось распустить швы на ее туфлях, поскольку они тоже становятся малы.
— Но как такое возможно? — поразился граф. — В кладовых полно всего, что вам может понадобиться.
— Вспомните, леди Лючана держит при себе ключи от всех кладовых. Я несколько раз просила у нее ткань на платье. Но она отказывала.
— Почему ты не пришла ко мне? — возмутился граф.
— Вышло бы еще хуже. Гнев графини не так легко вынести. Я надеялась, что вы со временем сами заметите, как плохо одета ваша дочь, и все исправите, — пояснила Орва.
Граф сжал руку девочки.
— Я не позволю обижать тебя, дорогая. Я немедленно поговорю с женой, и утром, Орва, для тебя откроются все кладовые. Бери все, что необходимо, но помни, я должен вернуть ключи жене в тот же день. Поэтому поторопись. Иначе Лючана окончательно взбеленится.
Роберт спустил дочь с колен, поцеловал ее в лоб и отправился домой, где немедленно пожелал узнать о местопребывании жены.
Лючана вместе с донной Кларой сидела в своих покоях. Компаньонка расчесывала ей волосы.
— У меня болит голова, — хмуро объявила Лючана вместо приветствия.
— Отдай мне ключи от кладовых, — велел Роберт с порога.
Лючана настороженно уставилась на мужа.
— Зачем они тебе? — дерзко спросила она. — А ты, Клара, продолжай расчесывать волосы, так мне легче. Долго прикажешь терпеть эти муки?
— Ключи! — потребовал Роберт, не отвечая. — Разве не я хозяин Лейтона, мадам?
— Ты нашел место для своей дочери? — вскинулась Лючана.
— Да, и я позабочусь о том, чтобы Сисели была подобающим образом подготовлена для путешествия.
— Я хозяйка дома, — процедила Лючана, — и это моя обязанность заботиться о том, чтобы твоя дочь ни в чем не нуждалась.
— Ты видела Сисели только однажды, да и то случайно! — отрезал граф. — И отказала ее няне в тканях, необходимых, чтобы сшить платья. Девочка одета как нищенка! Неужели у тебя нет стыда, Лючана? Сисели — дочь графа! Не побирушка!
— Она внебрачная дочь! — рассерженно вскрикнула Лючана.
— Моя дочь признана законной Римом и английскими законами! — яростно вскричал граф. — Почему ты отказываешься признать правду, Лючана? Я уважаю тебя как жену и мать моих детей. Чего еще ты хочешь от меня?
— Ты любил ее! — завопила графиня.
— Кого именно? — озадаченно переспросил он.
— Дитя мое, — остерегла донна Клара, — не стоит затрагивать эту тему.
— Мать своей дочери! — выплюнула Лючана. — Все говорят, что это отродье — копия своей матери! Той шлюхи, которая была дочерью служанки!
Граф Лейтон размахнулся и дал жене пощечину.
Лючана взвизгнула, прижимая ладонь к горящей щеке. Донна Клара потрясенно ахнула. Впервые на ее памяти англичанин до такой степени потерял самообладание. Роберт всегда был спокоен, всегда считался воплощением рассудительности. Но сейчас в его глазах полыхало бешенство. Кажется, госпожа накликала беду на свою голову!
Красная пелена, застилавшая его глаза, постепенно рассеялась. Граф едва сдерживался, чтобы не сжать тонкую шею жены. Он почти ощущал, как хрустят под пальцами хрупкие позвонки. А Лючана и не подозревала, как близка к гибели! Зато донна Клара все поняла и облегченно вздохнула, увидев, что Роберт Боуэн успокоился настолько, чтобы заговорить: