Закопанные
Шрифт:
– Домой, – безликим голосом произнесла она.
Ходжа отломил кусок хлеба и, жуя, встал рядом.
– Так ты и так домой идешь, курица, – залился лающим смехом Зажим. – Разве не узнаешь дорогу?
Уголовница медленно повернула голову. В ее выпученно-рыбьих глазах скользнула едва уловимая тень понимания.
– Нет. Я… я не живу тут.
Ходжа прыснул, изо рта полетели хлебные крошки.
– У нее еще и с памятью нелады, – хрюкнул он. – Слушай, Зажим. Че-то мне подсказывает, что я где-то видел эту шмару. А у меня память хорошая.
– Зэня, – тихо проговорила женщина.
– Как тебя зовут, курица? – спросил Зажим.
– Домой, – всхлипнула она. Зэки покатились от смеха.
– Это мы уже слышали, – отсмеявшись, сказал Зажим. – Имя у тебя есть, тупица? Ну?!
Он ударил ее по щеке.
– Говори, сука!
Женщина тупо смотрела на Зажима, но уголовник готов был поклясться, что взор сумасшедшей был направлен куда-то сквозь него, и это еще больше распалило его.
– Как тебя зовут?! – прорычал он, отвешивая ей очередную пощечину. Голова зэчки откинулась назад, из многострадальной губы снова брызнула кровь.
– Как? Как тебя зовут?!!
Он ударил ее снова, но женщина даже не пыталась закрыть лицо. Она тяжело и хрипло дышала, затравленно глядя на своего истязателя.
– Зажим, поаккуратней, – осторожно заметил Ходжа. – Ненароком убьешь дуру.
– Не-а. Такие шизанутые крепкие, – возразил Зажим, немного остынув. Взявшись за ворот темно-синей блузки женщины, он рванул вниз. Полетели пуговицы, стал виден засаленный лифчик, покрытый желтыми разводами.
– Оле… – прошептала разбитыми губами женщина.
Зэки переглянулись.
– Че она сказала? – не понял Ходжа.
– Оле… – повторила уголовница. Ее лоб прорезали глубокие морщины, будто она отчаянно пыталась что-то вспомнить. – О…
– Але, короче, – ухмыльнулся Зажим. – Значит, будем называть тебя «Але». Але, гараж!
Ходжа визгливо рассмеялся. Глядя на них, женщина выдавила растерянную улыбку, и зэки, увидев это, захохотали.
В десятке метров от них в зарослях стоял Сава. Немигающим взором он наблюдал отвратительную сцену, скрипя от ярости зубами. Эх, если бы он мог…
«Твари».
Понуро развернувшись, он поплелся в чащу, спотыкаясь о ветки и корни старых сосен. Под подошвами поношенной обуви хрустели прошлогодние листья и валежник. Присмотревшись, Сава нагнулся, счищая со шляпки сыроежки сосновные иглы.
«Если с едой возникнут проблемы, можно будет собрать грибы».
Над ухом зажужжал комар, и зэк хлопнул себя. При взгляде на пролетающего мимо кровососа его охватило уныние. Как там его называли Зажим с Ходжой? Валенок?
Лучше не придумать. Конечно, он валенок, если даже не может прихлопнуть какого-то летающего засранца.
Ворча себе под нос, Сава двинулся дальше.
Неожиданно правая нога зэка провалилась в пустоту, и он едва удержался от крика. Посмотрел вниз – ботинок увяз в свежем лапнике. Упершись руками в землю, Сава осторожно высвободил ногу и приподнял ветки, пахнущие свежей смолой. Под ними темнели уложенные в ряд грубо отесанные стволы молодых деревьев. Что это? На ловушку вроде не похоже…
– Землянка? – пробормотал потрясенно Сава. Он отполз в сторону, выискивая глазами вход. Кажется, вот там внизу чернело отверстие, да и бревен уже не было…
Отдуваясь и кряхтя, зэк принялся освобождать проход от веток. Когда это было сделано, он с опаской заглянул внутрь. Пахло сыростью и прелой травой. На нос, надсадно жужжа, сел очередной комар, и Сава фыркнул, прогоняя насекомое. Приглядевшись, он увидел сложенные в углу одеяла.
Здесь вполне хватит места для всех. По крайней мере, на эту ночь.
– Главное, чтобы не было дождя… – озабоченно пробубнил зэк. Он вылез обратно.
Возвращаться назад не хотелось. Что его там ждет? Оскорбления, издевательства и тычки. А еще он не мог смотреть, как обращались с этой несчастной…
Сава смахнул слезу.
Он прошел еще несколько метров вперед, при этом поглядывая по сторонам, чтобы запомнить ориентиры землянки. Беглый зэк с наслаждением втянул лесной воздух.
Несмотря на все происходящее, в какое-то крошечное мгновение Сава был счастлив. Пусть он сбежал. Пусть он в окружении полных отморозков, которые буквально истекали желчью и ядом… «Ну, кроме той женщины», – поправил он себя мысленно. Но он на свободе. Он дышит свежим вечерним воздухом. Он видит небо!
Погруженный в размышления, Сава брел вперед. Внезапно деревья перед ним расступились, и растерявшийся мужчина оказался на небольшой полянке. Он сделал еще пару шагов, не веря собственным глазам.
– Как ты думаешь, этот тюфяк про горчичный порошок правду говорил? – спросил Зажим у Ходжи. – Или туфту втирал?
– Я так мыслю, что Сава прав, – ответил зэк. – Он вообще котелком варит. Жаль, выдержки у него нет. Яйца-то слабоваты.
– Тогда возьми эту хрень, вернись метров на сто назад по дороге, что мы шли, и рассыпь. Может, и правда толк будет. Не думаю, что Доктор рассчитывал, что этот порошок мы жрать будем, – сказал Зажим. Он стоял спиной и не видел, как сзади неслышно приблизился Нос. Ходжа многозначительно посмотрел на Зажима, кивнув в сторону леса, и тот обернулся.
– Ну фто, бродяги? – произнес Нос, подмигнув. – Все путем?
Зажим смерил уголовника оценивающим взглядом. Он никак не мог определить для себя, как относиться к этому щербатому зэку. На авторитета не похож, но и на простого «мужика» тоже вроде не тянул. И это не нравилось Зажиму. Он всегда привык иметь дело с тем, о чем имел представление, а его нынешние невольные спутники – Нос и эта чокнутая замарашка с вечно открытым ртом – категорически не желали «вскрываться». Эти двое были схожи с двумя упрямыми замками, с которыми никак не могла справиться фомка. Впрочем, баба уже начала поддаваться. Да и вообще, что с дуры возьмешь. А вот Нос… Глядя на него, Зажим неосознанно представлял себе туманную ночь, сквозь плотную завесу которой едва проклевывался тусклый фонарь.