Заложник
Шрифт:
— Но ведь теперь-то проблема наконец закрыта! — встрял в размеренную и ровную речь Турецкого «биндюжник».
— Мнение глубоко ошибочное. Знаете, Семен Захарович, как сказал однажды один очень умный и уважаемый человек? — Турецкий назидательно направил в его сторону указательный палец и, покачивая им, как бы безотносительно и словно это был его ораторский прием, пояснил: — Было сказано: этот человек — ну, о том, в чей адрес говорилось, — совершил больше, чем преступление. Он совершил ошибку! Имейте это в виду.
— Однако, если мне не изменяет память, вы совсем недавно твердо обещали всем нам… — начал Ичигаев, но не закончил фразы.
— Она вам не изменяет. Я повторяю, что уже тогда мог бы назвать имя… Просто молодого человека, убившего девушку, не было, да и сейчас еще нет здесь, в поселке. И поэтому следственные действия в его отношении проводить физически невозможно. Хотя… А, пусть это решает тот, кто должен заниматься. В областную, говорите, передано? Ну, если к Маневичу, я не завидую вам, господа.
— Договориться можно с любым, — хмуро объявил Сема.
— Флаг вам в руки, Семен Захарович. Что ж, Игорек, вижу, в моем дальнейшем утешении ты, к счастью, больше не нуждаешься. А называть убийцу я не стану, поскольку его имя вам и без меня известно, господа. Не надо делать в этой связи озабоченных лиц. Я вам не помеха, продолжайте свои игры. А я поеду, до свиданья. Про старушку не забудь, Игорь. Да, кстати, можно тебя буквально на два слова?
Ему никто не ответил, и Александр Борисович при полном молчании покинул этот, ставший таким негостеприимным дом. На широкой террасе подождал минуту. Из дома все-таки вышли Игорь с Валерией.
В холле она сидела несколько в стороне от прочих и даже не смотрела в его сторону, не кивнула хотя бы на его приветствие, будто они были незнакомы.
— Да, Саш? — тусклым, словно потерянным, тоном спросил Игорь.
— Хотел дать тебе один дружеский совет на прощанье. Если не возражаешь. Да и кто его тебе теперь даст, кроме меня? Я про тот портрет Светкин… Ты почаще гляди на него. Спасет ведь… однажды. Ну, привет, не держи на меня зла. Лера, всего вам доброго.
Турецкий приподнял к плечу ладонь и слегка помахал. Пошел по ступеням, а потом мощенной плитами дорожкой к стоянке гостевых машин.
Валерия догнала его, когда он уже открыл дверцу и собирался сесть.
— Едешь? — задала ну совершенно дурацкий вопрос.
Александр кивнул, закуривая.
— Дай и мне.
Он протянул ей пачку, поднес огонек зажигалки.
— Это ведь Найк? — неожиданно спросила она.
— Похоже на то.
— Нет, я серьезно!
— А разве я шучу?
— И есть доказательства, ну?..
— Для меня — да, для кого-то другого — не знаю. Но участвовать в ваших играх, я сказал уже, отказываюсь категорически. Слушай, а я смотрю, волнуются все, кроме Игоря. Неужели ему самому не… ну, не интересно, что ли? Если грубо говорить…
— Ты не воспользуешься, надеюсь, некоторой моей слабостью в отношении тебя?
— О чем ты, дорогая моя?! — деланно возмутился Турецкий.
— И… презирать не будешь?
— Да за что же! Напротив, я всегда любуюсь тобой. Этакая… ледяная богиня! Но я-то ведь знаю и другое…
— Недавно был совет директоров… Или президентский совет, один черт! Меня это не колышет. Словом, их ассоциация заседала, бабки подбивала. Тебе наверняка неинтересно. Короче, в числе прочих вопросов решались и те, что связаны с пакетами акций. Я не знаю, как это у них называется, но, насколько мне сегодня стало известно, у Игоря теперь двадцать пять процентов акций ЭЛПБ, ну, которым владеет Арсен. А было пятнадцать. Тебе это о чем-нибудь говорит?
— О многом, дорогая. Если не обо всем. Как он расшифровывается-то? Экспортлеспромбанк?
— Да, теперь ты, надеюсь, понимаешь?
— Так ты ради этого и выскочила? А я подумал, что в самом деле захотела попрощаться со мной.
— А я вовсе не собираюсь с тобой прощаться, дорогой мой! Дудки! Даже и не мечтай! Не на ту напал! И если у тебя есть друг в этом доме, так это я, хорошо запомни.
— Значит, я все усложняю, — вздохнул Турецкий.
— А вот и не надо. Я тебе позвоню скоро, когда… ну, когда закончится наконец этот… траур. И они перестанут следить за тобой, милый. — Она вдруг всем телом тесно прижалась к нему, страстно вздрогнула и тут же отстранилась.
Ну да, не хватало еще, чтобы кто-нибудь запечатлел эту в высшей степени трогательную сцену расставания!
— До встречи, — улыбнулся Турецкий, вежливо целуя даме ручку.
А Валерия прямо на глазах начала снова превращаться в холодную и равнодушную богиню. Вот так-то, брат Турецкий!
36
Так как там по-латыни-то? Насчет того, что так проходит мирская слава? Sic transit gloria mundi! Проходит, проходит…
Позвонила Вера:
— Ты еще ничего не знаешь? Или притворяешься, что ничем больше не интересуешься?
— А что, по-твоему, дорогая моя, есть вещи, о которых я не знаю, но которые должны представлять для меня жгучий интерес? — Турецкий усмехнулся и с удовольствием отодвинул в сторону толстое «Дело», с коим безо всякого удовольствия знакомился с раннего утра. — Плюнь, девушка, расскажи-ка лучше про спортивные и прочие медицинские успехи. Скольких несчастных успела вскрыть?
— Ха! Мне вашего брата вскрывать незачем! — засмеялась она. — Я вас и так всех насквозь вижу. А вот насчет спорта? Ну, раз ты сам напрашиваешься, я, так и быть, готова тебя пригласить днями в Сокольники.
— Батюшки, а чего я там забыл? И вообще, у меня с этими Сокольниками связаны не самые лучшие воспоминания, имей это в виду. Да и парк давно уже не тот, что в наше время… [2]
— А что изменилось?
— Он был наш. Личный, душевный. С сотней милых «забегаловок». О господи! Ладно, не трави душу, расскажу при случае. А теперь мой парк превратился в жирную коммерческую точку на карте столицы. И не больше. Скучно, девушка!
— Но я зову тебя не в парк, а в крытый стадион. Буду там кидать своих соперниц. И если появится желание поглядеть, как это делается, милости просим.
2
См.: Незнанский Ф. Ярмарка в Сокольниках. Возвращение в Сокольники. М., 1998, 2002.