Заложники
Шрифт:
Анна Иоанновна (подозрительно):
– При чем здесь министерство образования?
Президент:
– А разве нет? Разве вы по другому ведомству? Вы же нас воспитываете, образовываете, можно сказать. Да нам все равно, в какое министерство писать. Вы сами скажите, куда Вам желательно, чтобы мы написали, а мы это мигом сделаем. Кстати, Анна Ивановна, что это Вы про то, что нас разгонят говорили? Это шутка? Сознайтесь, Анна Ивановна.
Анна Иоанновна:
– Какие могут быть шутки! Вы же сами прекрасно знаете, что организация, в чьем ведении мы находились, ликвидирована.
Президент:
– Персонал - это хорошо. А нас-то куда же?
Анна Иоанновна (равнодушно):
– А что вас? Развезут кого куда. Мало, что ли, стардомов? Найдут вам место. Чего вам беспокоиться? Не все равно где...?
Иван Иванович (незаметно приблизился и все слышал):
– Как это все равно? Не все равно где помирать, что ли? Вы уж договаривайте, Анна Иоанновна, не стесняйтесь. Чего нас стесняться? Помирать всем нам скоро, это точно, что лукавить, возраст у нас у всех грустный. Только вот где помирать, - это нам не все равно. У нас у всех ни родни, ни близких, так что мы друг для друга очень даже многое значим...
Анна Иоанновна:
– Я-то здесь при чем? Что вы на меня накинулись? И подслушивать - это плохо!
Президент:
– В самом деле, Иван Иванович, отойдите. У нас тут, можно сказать, интимная беседа, а ты - подслушивать. Нехорошо, батенька (отодвигает Иван Ивановича).
– Да не берите в голову Анна Ивановна. Вы должны понять: сталевар, хотя и заслуженный. Что взять-то с него? На чем это мы с Вами остановились? А? Да, так куда все же всех нас? Вы ведь все знаете, Анна Ивановна? Ну, строго по секрету.
Анна Иоанновна:
– На этот раз не знаю. Списки у директора, там указано, кого куда. Развозить прямо завтра начнут. Могу сказать только одно: время сейчас сами знаете какое, все стардома забиты, переполнены. Так что, скорее всего, будут рассортировывать, кого куда придется, по одному, по два. Только я вам ничего не говорила, ладно?
Президент:
– Об чем речь, Анна Ивановна! И почему Вы так обижаетесь на Иоанновну? Есть в Вас что-то царственное, ей богу! (заглядывает ей в глаза) - Анна Иоанновна, если что узнаете, шепните, ладно? По секрету...
Анна Иоанновна:
– Да, ладно, ладно... (направляется к лестнице, останавливается на ступенях) - Профэсор, скажите... А эта самая царица, ну, Анна Иоанновна, она что, очень злая была? Она много кого казнила?
Профэсор (растерянно):
– Да как бы Вам это точнее сказать... Времена были злые. А царица почему злая? Царица, как царица. Кто ж тогда не казнил? Тогда все государи считали, что проще всего установить равенство, укоротив сограждан на голову. При этом, правда, забывали, что сограждане все разного роста. Так что она не больше других казнила. Так, слегка... Умеренно...
Анна Иоанновна:
– Умеренно? Ну, ну (уходит).
Иван Иванович:
– Ну, братцы, делааа...
Входит Циклоп. Глаз завязан. Маленького роста.
Циклоп:
– Что случилось, мужики? Чем взволнованы? Что обсуждаем?
Полковник:
– Пока ты дрых, как сурок, нас всех расселять надумали.
Циклоп:
– Кто надумал? Куда расселять? Опять по разным комнатам, что ли?
Иван Иванович:
– Если бы по комнатам... Продают наш дом. А нас кого куда, чтоб интерьер не портили. Кормить нас некому, видишь ли. И раньше мы никому не нужны были, только под ногами путались, а теперь и подавно.
Циклоп:
– Не, я чего-то не понимаю. Кому дом продают? Как?
Президент:
– Не за как, а за деньги продают. А кому, так какая нам разница? И вообще, пойду я книжку читать. (Уходит)
Полковник:
– И то верно. Говори, не говори, ничего мы изменить не сможем. Может, зальем неприятности, а?
Циклоп (облизываясь):
– А что - есть чем?
Полковник:
– У тебя что - нету? Да не боись, найдем свою по такому случаю. Мне Людочка нацедила малую толику чистенького перед тем, как уволиться. Я и берег на всякий случай. Вот он и случился, чтоб ему...
Иван Иванович:
– У меня сальца шматочек есть, очень благородная закуска.
Циклоп:
– У меня огурчиков солененьких мал-мала.
Полковник:
– Ну, прямо пир, а не пьянка. Дуй, Циклоп, на хлеборезку, клянчи, сколько дадут, хлебца. Без хлебца и сало не сало. И приходи к нам в комнату.
Циклоп:
– Я мигом! (Убегает).
Полковник:
– Кто бы сомневался. А ты, Профэсор, как, присоединишься?
Профэсор:
– Да вообще-то здоровье не позволяет, но по такому грустному случаю не в силах откаэаться. Я чуть-чуть. Я вас не оставлю в накладе?
Полковник:
– Как можно, Профэсор! Это - святое. Не поделиться этим мужским утешением - великий грех.
Профэсор:
– Тогда я присоединяюсь. Только я девочек дождусь, надо же им рассказать.
Полковник:
– Давай, Профэсор, я бы сам, но имею слабость к женским слезам...
Все, кроме Профэсора, расходятся. Комната Полковника. Две кровати, между ними застеленная газетами тумбочка, изображающая стол. Нехитрая закуска, стаканы, бутылка. Подвыпившие чуток старички. Входит Профэсор.
Циклоп:
– Ааа, Профэсор! Заходи! Присоединяйся. Мы тут уже приняли на грудь граммов по нескольку... Счас и тебе накапаем...
Полковник:
– Ну, как там девчонки, Профэсор? Очень расстроились?
Профэсор:
– Вы сами как думали, Полковник? Разумеется, женщины, они, знаете ли, более привязчивы к месту и людям, чем мужчины.
Иван Иванович:
– Ну, не скажи, Профэсор. Я, так, например, ужасно привыкаю к тем, с кем рядом живу. Я - привязчивый. Когда сюда переехал, долго привыкал, тяжело, все привыкнуть не мог. Чуть не плакал по ночам. Ей богу! Друзья мои со двора еще по началу изредка наезжали. Потом пообвыкся, да и дружкам моим сюда на свиданки кататься - не ближний свет, поездили и перестали. Потихоньку пообвыкся здесь. Медленно, правда, тяжело, но все же... А как теперь оно будет, даже и не знаю. И думать об этом не желаю.