Замечательные женщины
Шрифт:
– По-моему, не слишком доброе приветствие новым жильцам, – с сомнением протянула я.
– Ох, Милдред, не верьте всякой чепухе: люди любят вспоминать о счастье в дни несчастья. И вообще, никто не поймет, что это значит.
– Очень многие, кто был в Италии во время войны, выучили итальянский, – возразила я.
– Но не Данте же! Благородные воины союзных войск усвоили всего несколько фраз-приказов, но кое-кто продвинулся до вопроса, готов ли обед, и зазубрил названия нескольких вин.
– Если только у них не было любовниц-итальянок, – вставила Елена.
– О, тогда они их одомашнили и обучили английскому, – хладнокровно отозвался
– Думаю, новые жильцы все равно ничего не поймут, – промямлила я.
– Разумеется, у меня не хватит терпения вырезать как следует. – Роки осмотрел написанное. – Буквы вышли не слишком аккуратно, но мы по крайней мере можем быть уверены, что оставили по себе какой-то след.
– Но вам незачем было стараться. Люди ведь остаются в памяти, – сказала я, боясь быть неверно понятой, но уверенная, что так оно и будет.
Роки наградил меня своим характерным взглядом и улыбнулся.
– А вы что будете делать, когда мы уедем? – спросила Елена.
– У Милдред же была своя жизнь до нашего приезда, – напомнил ей Роки. – Что называется, полная жизнь, с духовными лицами и благотворительными распродажами, церковными службами и приходскими собраньями.
– Я думала, такую жизнь ведут как раз те женщины, у которых нет полной жизни в общепринятом смысле, – отозвалась Елена.
– Тогда она выйдет замуж, – уверенно сказал Роки. Они говорили обо мне так, точно меня не было рядом.
– Иврард может позвать ее слушать доклад в научном обществе, – предположила Елена. – Это расширит ее кругозор.
– Возможно, – вставила я смиренно из-за своей узости.
– Но тогда она заинтересуется каким-нибудь маленьким племенем, которое живет где-то на краю света, и ее кругозор может еще больше сузиться, – возразил Роки.
Мы до поздней ночи обсуждали мое будущее, но едва ли можно было ожидать, что мы придем к какому-то практическому решению.
Проводив их на следующий день, я с некоторой грустью вернулась в тихий пустой дом, спрашивая себя, увижу ли их когда-нибудь снова. Конечно, мы обменялись обычными обещаниями писать, и меня пригласили навещать их, когда только пожелаю.
Оказывается, мужья и жены могут расставаться и воссоединяться, и я радовалась этому, но что последует за воссоединением? Говорят, что страдания очищают и возвышают, и известно, что иногда так действительно случается, но научится ли Елена быть аккуратнее на кухне или Роки – проявлять интерес к клановым группировкам по материнской линии родства? После пережитого ими ожидать такого и слишком много, и слишком мало, и я думала, что не способна заглянуть в их будущее. Я могла только приготовиться принять Елену, если она когда-нибудь окажется с чемоданом у меня на пороге, хотя, возможно, это привилегия Эстер Кловис.
Потом я подумала об Иврарде Боуне, и мне даже захотелось приготовить ему как-нибудь мясо. У меня появилась безумная мысль вступить в Доисторическое общество – если бы я только знала, как за это взяться. Состоять в нем, вероятно, много проще, чем в научном обществе, члены которого, очевидно, должны иметь какие-то познания в антропологии или интерес к этой науке. Но ведь кто угодно может выкапывать из земли черепки или бродить по болотам в поисках дольменов – так во всяком случае мне по невежеству казалось. Но потом мне в голову пришла более практичная мысль. Предполагалось, что я буду держать Иврарда в курсе новостей о Нейпирах. Возможно, он не знает, что они помирились и уехали из Лондона, чтобы жить в деревне. Почему он мне не позвонил?
Я подумала, что это намек мне: нельзя вести себя столь опрометчиво.
Несколько дней спустя я прогуливалась неподалеку от здания научного общества – иными словами, делала то же самое, что и во времена Бернарда Хизерли. Прогулка по Виктория-парейд в сгущающихся сумерках, быстрый взгляд на окно с кружевными занавесками, надежда или страх, что рука отодвинет занавеску и за ней покажется тень… Неужели нет конца унижениям, каким мы себя подвергаем? Разумеется, говорила я себе, нет никаких причин, почему мне было бы нельзя пройти мимо здания научного общества, улица ведь вела в десятки мест. Поэтому, подходя к зданию, я не склонила от стыда голову, а даже подняла глаза – и увидела бородача, который вышел на балкон, а еще Иврарда Буона, который выходил из дверей с Эстер Кловис.
У Эстер Кловис волосы, как шерсть у собаки, но она весьма одаренная особа, уважаемая и высоко ценимая Иврардом Боуном, более того, эта женщина способна составить предметный указатель и вычитать гранки. Я испытала настоящий шок, увидев их вместе, особенно когда Иврард взял ее за локоть. Правда, они в тот момент переходили через улицу, и любой мужчина с мало-мальски хорошими манерами мог бы в таких обстоятельствах поддержать даму за локоть, уговаривала я себя, но все равно очень расстроилась. И решила, что пойду на ленч в огромную столовую, куда иногда ходила с миссис Боннер. Это приведет меня в надлежащее расположение духа, заставит думать о смертности своей и вообще всех людей на грешной земле, если вообще возможно медитировать в очереди терпеливых людей, двигающих свои подносы.
– Милдред! Разве вы меня не видели? – Голос Иврарда прозвучал чуть раздраженно, словно ему пришлось бежать, чтобы меня догнать.
– Я думала, это вы меня не видели, – огорошенно ответила я. – А кроме того, вы были не один.
– Это была всего лишь Эстер Кловис.
– Она очень одаренная особа. Что вы с ней делали?
– Делал? Так получилось, что мы выходили вместе, и она собиралась на ленч с подругой. Вы идете на ленч? Можем пойти вместе.
– Да, собиралась, – ответила я и объяснила, куда иду.
– Нет, туда никак нельзя, – нетерпеливо отмахнулся он, и, конечно же, мы пошли в ресторан – по его выбору неподалеку от здания научного общества.
Естественно, ленч не оправдал моих ожиданий, хотя кормили там очень хорошо. Я с удивлением поняла, что мне очень хотелось увидеться с Иврардом. Мне даже стало неловко за свое разыгравшееся воображение, за мысли о том, что он лежит один, совсем больной и за ним некому ухаживать. Ничего более далекого от реальности и вообразить было невозможно.