Шрифт:
Глава 1.
Промозглым осенним утром Варвара стояла на пороге дома, где когда-то давно она жила с родителями. Позади неё на больших сумках, прижимая к груди маленький рюкзачок с игрушками, сидел её сын Алёшка, пяти с половиной лет.
Дом обветшал за последнее время, проведенное без хозяев. Крылечко просело, нижняя ступень почти провалилась, балясины на перилах покосились и облупились. Кое-как повернув ключ в проржавевшем замке, Варя распахнула дверь и тяжело вздохнула.
– Алёш, иди сюда сынок, тут хоть и холодно, но ветра нет, – позвала
– Ой, мамочка, я так замерз! У дядь Юры в машине так холодно было, – мальчишка стучал зубами, но улыбался матери посиневшими от холода губёнками.
– Иди сюда, малыш! – Варя подхватила сына на руки и усадила на лежанку у печи, – Потерпи маленько, сейчас растопим печь, обогреемся!
Варя в смятении плохо соображала, но сын придавал ей сил и трезвости мыслей – она открыла скрипучий шкаф в углу, и достала старый отцовский тулуп, переложенный от моли пучками горькой полыни и душицы.
– Вот, поди сюда, всё не так холодно будет, – Варя постелила тулуп на лежанку, усадила сына и обернула его с ногами овчиной, – Ты посиди пока, я сейчас!
Варя сняла с окон ставни, осенний блёклый день высветил пыльный дощатый пол, свёрнутые в углу домотканые половики и прочее нехитрое убранство деревенского дома.
Женщина вышла на крыльцо и затряслась в горьких беззвучных рыданиях, стараясь, чтобы сын её не услышал. Окинула глазами двор и похолодела – за год запустение поселилось в некогда ухоженном и весёлом подворье… Варя пошла в покосившийся сарай, отворив висевшую на одной петле дверь.
«Дров нет… Чем топить? Околеем мы здесь с Лёшкой! – слёзы полились из глаз сильнее, – А ведь половину сарая дров оставляли… местные растащили, или пришлые…да не важно уже, кто стащил!»
Варя отыскала в углу сарая чудом уцелевший ржавый топор, сдёрнула висевшие на гвоздике старые мужнины брезентовые рукавицы и принялась рубить дверь от сарая. Та же участь постигла и пару чурбаков, стоявших в углу сарая и чудом сохранившихся от воров.
Злость и отчаяние придавали ей сил, и вскоре доски от двери и криво поколотые чурбаки пылали в облупившейся местами печи, воздух в доме понемногу прогревался, и Лёшка высунул из тулупа нос:
– Мам, я есть хочу. У меня там в рюкзаке есть печенье, мне тётя Надя подарила позавчера, а я позабыл из рюкзака достать. Давай вместе покушаем!
– Сынок, ты мой хороший! Сейчас, подожди чуть, я воды принесу, чайник быстро согрею – смотри как у нас огонь в печи разошёлся!
Варя достала из-под лавки жестяное ведро и быстрым шагом пошла на колонку, благо было недалеко. Старый эмалированный чайник уже закипал, пока Варя проводила осмотр шкафов. Дом остался нетронутым, люди, унёсшие дрова из сарая, ящик со старыми инструментами и даже облупленные тазы из маленькой баньки, внутрь дома не полезли. То ли массивный замок и крепкие ставни остановили их, то ли страх быть застигнутыми, неизвестно. Но, на Варино счастье, в доме сохранилось всё, что оставляли они в свой последний сюда приезд, еще с мужем, Николаем…
Половина жестяной банки чая, трехлитровая банка, почти полная, с сахаром, несколько банок консервов, пшено и рис. Варя поняла, что на таком запасе они с Лёшкой продержатся недолго, а за это время она обязательно что-то придумает. В подполе Варя нашла запылившиеся банки с засахарившимся вареньем в самом углу деревянных полок, и банку прошлогодних маринованных огурцов.
Алёшка, отогревшийся и повеселевший, скинул куртку и ботинки, и теперь сидел на лежанке с чашкой чая в руках, рядом лежал пакет макового печенья. Мальчишечья душа не ведала горя, ему было хорошо везде, где есть мама, пусть теперь и без папы… В этом доме прошло его младенчество – когда были живы бабушка и дед – семья приезжала сюда, в Шабалино, регулярно.
– Мам, покушай! – сын протянул матери печенье, – Ты же тоже голодная!
– Ничего, сынок, я не хочу. Попозже поем, а пока приберусь. Мы с тобой теперь здесь надолго.
– Ура! А мы тут теперь будем папу ждать? – весёлые ямочки играли на щеках мальчика, и Варя больно закусила губу, чтоб не зареветь.
– Пока тут будем. Поиграй пока, хорошо?
– Мам, я тебе хочу помогать! Я могу воду с колонки носить!
– Холодно на улице, простынешь. Давай-ка лучше полезай на печь, там прибери. Я уж позабыла, что там есть.
Мальчик обрадовался, мигом забрался на тёплую «спину» большой русской печи и начал перечислять матери, что он видит на печи, что убрать и что оставить.
К вечеру старенький дом был прибран, половики постелены по местам, на печи была устроена тёплая и уютная постель. Вещи сложены в вымытые шкафы, а на чугунной печной плите булькала кастрюлька с пшённой кашей. Варя ввернула пробки в щитке, висевшем на стене у входа, отмытая от пыли старенькая люстра пролила свет и немного согрела сердце женщины.
Нагрев в печи большую кастрюлю воды, Варя умыла сына, переодела в лёгкие трико и футболку, потому что печь уже прогрелась и щедро отдавала тепло, а старый дом, на совесть срубленный Вариным отцом, хорошо сохранял драгоценное в отсутствие дров тепло.
– Давай иди покушай, и спать будем ложиться, завтра много дел, – позвала Варя сына, накладывая кашу в тарелку и щедро сдабривая её вареньем.
Вскоре усталый за день Алёшка засопел на печи, Варя погасила верхний свет, оставив только старую настольную лампу, а сама села у стола, взявшись за голову и размышляя, как дальше ей жить.
Денег у неё было до смешного мало – перед закрытием её завода зарплату им платили продукцией – но мало кому в небольшом городишке, да и вообще в стране, переживающей не лучшие времена, нужны были миксеры, и прочая конверсионная продукция… Людям нужны были деньги, а их-то как раз и не было…
Потому к моменту приезда сюда, в Шабалино, в кошельке у Вари было несколько купюр, которых едва ли хватит на один поход в магазин. Из самой глубины своей сумочки достала Варя своё единственное ценное, что возможно поможет им с Алёшкой выжить в эту зиму – бабушкин золотой гарнитур с настоящими рубинами – серёжки, колечко и короткое колье. Варя подумала, что всё продавать она не станет, попытается сохранить семейную память, и попробует сперва продать только сережки или колечко. Только для этого нужно было попасть в город, до которого было почти семьдесят километров.