Заметки по восприятию воображаемых различий.(Сборник)
Шрифт:
Несколько удивленный, мужчина слегка наклонил голову.
— Советую вам не принимать здесь пищу. Я — представитель ЮНЕСКО, инспектор по питанию. Шеф-повар явно не мыл рук с незапамятных времен. Мы еще не сделали проверку на тиф, но есть все основания для подозрений. Как только прибудут мои ассистенты с необходимым оборудованием...
В ресторане воцарилась мертвая тишина.
— Пожалуй, вареное яйцо можно съесть, — смилостивился наконец Кордл.
Престарелый мужчина очевидно не поверил этому.
— Пойдем,
— Вот уходят шестьдесят франков плюс пять процентов чаевых, — холодно констатировал Кордл.
— Немедленно убирайтесь! — зарычал официант.
— Мне здесь нравится, — объявил Кордл, скрещивая руки на груди. — Обстановка, интим...
— Сидеть не заказывая не разрешается.
— Я буду заказывать. Из десятифранкового меню. Официанты переглянулись, в унисон кивнули и стали приближаться военной фалангой. Кордл. Воззвал к остальным обедающим:
— Попрошу всех быть свидетелями! Эти люди собираются напасть на меня вчетвером против одного, нарушая французскую законность и универсальную человеческую этику лишь потому, что я желаю заказать из десятифранкового меню, ложно разрекламированного!
Это была длинная речь, но в данном случае высокопарность не вредила. Кордл. повторил ее на английском.
Англичанки разинули рты. Старый француз продолжал есть суп. Скандинавы угрюмо кивнули и начали снимать пиджаки.
Официанты снова засовещались. Тот, что походил на Бельмондо, сказал:
— Мосье, вы заставляете нас обратиться в полицию.
— Что ж, это избавит меня от беспокойства вызывать ее самому, — многозначительно произнес Кордл.
— Мосье безусловно не желает провести свой отпуск в суде?
— Мосье именно так проводит большинство своих отпусков, — заверил Кордл.
Официанты опять в замешательстве сбились в кучу. Затем Бельмондо подошел с тридцатифранковым меню — Обед будет стоить месье десять франков. Очевидно, это все, что есть у мосье. Кордл пропустил выпад мимо ушей.
— Принесите мне луковый суп, зеленый салат и мясо по-бургундски.
Пока официант отсутствовал, Кордл умеренно громким голосом напевал “Вальсирующую Матильду”. Он подозревал, что это может ускорить обслуживание.
Заказ прибыл, когда он во второй раз добрался до “Ты не застанешь меня в живых”. Кордл придвинул к себе суп, посерьезнел и взял ложку.
Это был напряженный момент. Все посетители оторвались от еды. Кордл наклонился вперед и деликатно втянул носом запах.
— Чего-то здесь не хватает, — громко объявил он. Нахмурившись, Кордл вылил луковый суп в мясо по-бургундски, принюхался, покачал головой и накрошил в месиво пол-ломтика хлеба. Снова принюхался, добавил салата и обильно посолил.
— Нет, — сказал он, поджав губы. — Не пойдет. И вывернул содержимое тарелки на стол. Акт, сравнимый разве что с осквернением Моны Лизы. Все застыли.
Неторопливо, но не
И швырнул на пол свой мятый носовой платок. Как матадор после серии блестящих пассов поворачивает тыл к разъяренному быку, так выходил Кордл. По каким-то неведомым причинам официанты не ринулись вслед за ним и не вздернули его на ближайшем фонаре. Кордл. прошел десять или пятнадцать кварталов, наугад сворачивая направо и налево. Он дошел до Променад Англяйс и сел на скамейку. Его рубашка была влажной от пота.
— Но я сделал это! — воскликнул он. — Я вел себя невыносимо гадко и вышел сухим из воды!
Теперь он воистину понял, почему морковь поступает таким образом. Боже всемогущий на небесах, что за радость, что за блаженство!
После этого Кордл вернулся к своей обычной мягкой манере поведения и оставался таким до второго дня пребывания в Риме. Он и семь других водителей выстроились в ряд перед светофором на Корсо Витторио-Эммануила. Сзади стояло еще двадцать машин. Водители не выключали моторы, склонясь над рулем и мечтая о Ла-Манше. Все, кроме Кордла, упивающегося дивной архитектурой Рима.
Свет переменился. Водители вдавили акселераторы, как будто сами хотели помочь раскрутиться колесам маломощных “фиатов”, снашивая сцепления и нервы. Все. кроме Кордла, который казался единственным в Риме человеком, не стремившимся выиграть гонки или успеть на свидание. Без спешки, но и без промедления, он завел двигатель и выжал сцепление, потеряв две секунды.
Водитель сзади отчаянно засигналил. Кордл улыбнулся — тайной, нехорошей улыбкой. Он поставил машину на ручной тормоз и вылез.
— Да? — сказал Кордл по-французски, ленивым шагом добредя до побелевшего от ярости водителя. — Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, ничего, — ответил тот по-французски — его первая ошибка. — Я просто хотел, чтобы вы ехали, ну двигались!
— Но я как раз собирался это сделать, — резонно указал Кордл.
— Хорошо! Все в порядке!
— Нет, не все, — мрачно сообщил Кордл. — Мне кажется, я заслуживаю лучшего объяснения, почему вы мне засигналили.
Нервный водитель — миланский бизнесмен, направлявшийся на отдых с женой и четырьмя детьми, опрометчиво ответил:
— Дорогой сэр, вы слишком медлили, вы задерживали нас всех.
— Задерживал? — переспросил Кордл. — Вы дали гудок через две секунды после перемены света. Это называется промедлением?
— Прошло гораздо больше двух секунд, — пытался спорить миланец.
Движение тем временем застопорилось уже до Неаполя. Собралась десятитысячная толпа. В Витербо и Генуе соединения карабинеров были приведены в состояние боевой готовности.