Замок Бландинг
Шрифт:
— А ведь никогда ничего не делал!
— Да, опыта у меня не было. Но вдохновение…
Пруденс глотнула воздух:
— Что ж, ясно. Если ты преуспел — значит, всякий может.
— Я бы так не сказал.
— А я бы сказала. Какое счастье, что ты пришел! Теперь я смогу убедить Генри.
— Генри?
— Теперь он от меня не уйдет. Это же ясно. Самый обычный кретин…
— Прости, это кто?
— …женится и превращается в истинную акулу. Значит, главное — жениться.
Ту т Фредди был согласен:
— Да, ты права. Я обязан буквально всем моей же…
— Никто ничего не добьется, пока не женится.
— …не, лучшему другу и суро…
— Возьми Генриха VIII.
— …вейшему критику.
— Или Соломона. Так и Генри. Он говорит, он художник, не делец какой-нибудь. А я говорю, ты женись, там посмотрим. И приведу пример. «Ну а Фредди?» — скажу я. Ответить нечего.
— Кто этот Генри?
— Один мой знакомый. Крестный сын дяди Галли. — Пруденс огляделась, потом прибавила: — Вот он.
Нельзя сказать, что человек на фотографии был красив. Нос несколько расплылся, уши торчали, подбородок выдавался вперед. Словом, вполне могло оказаться, что снималась приветливая горилла. Да, приветливая; и на любительском снимке было видно, что глаза добрые, улыбка искренняя. Общий же вид подсказал бы писательнице Викторианской эпохи словосочетание «великолепное уродство»; и Фредди удивился, зачем такой человек снимается.
Чувство это, однако, сменилось неподдельным интересом. Поправив монокль, Фредди вгляделся в фотографию:
— А я его не встречал?
— Откуда мне знать?
— Встречал.
— Где же ты его видел?
— В Оксфорде.
— Он там не учился. Он художник.
— Я говорю не про университет, а про город. На окраине есть кабачок под названием «Шелковица». Я там часто бывал, а он — просто все время. Поговаривали, что он служит привидением.
— Нет. Он племянник владельца.
— Вон что? Тогда понятно. Я туда заходил три раза в день, не меньше, и мы немало общались. Его фамилия была Листер.
— Сейчас тоже.
— Генри Листер. Называли — Глист. Он художник, это ты права. Я еще удивлялся. С таким лицом…
— С каким?
— Ну, с таким.
— Ты на себя посмотри, — холодно сказала Пруденс. — Генри очень красивый. Странно, что ты с ним дружил.
— Ничего странного. Его все любили. Значит, он племянник владельца?
— Нет, он владелец. Дядя умер.
— Собаки есть?
— Откуда мне знать?
— Ты спроси. Есть — скажи мне. Да, так этот кабачок. За него много дадут. Права, движимость, недвижимость, погреб — сама понимаешь.
— В том-то и суть! — вскричала Пруденс. — Я не понимаю — я хочу, чтобы кабачок был наш. Расстояние от колледжей — точно такое, как надо, клиентура обеспечена. Сделаем корт, устроим бассейн, дадим рекламу в столичные газеты. Будут ездить, как в Бекингемшир. Конечно, нам нужны деньги.
Если дело не касалось корма, Фредди не очень быстро думал, но и более тупой человек удивился бы выбору местоимений:
— Кому это «нам»?
— Мне и Генри. Мы поженимся.
— Вот это да! Ты что, его любишь?
— Пламенно и безумно.
— А он?
— Еще безумней.
— Ну, знаешь! А что тетя Дора?
— Она об этом не слышала.
Фредди помрачнел. Он любил кузину и боялся за ее счастье.
— Услышит — не обрадуется.
— Да.
— Не хотел бы ее осуждать, но она снобиха номер один.
— Мама — ангел.
— Возможно, я этой стороны не видел. Но социальные различия ощущает очень остро. Племянник кабатчика… Может быть, этот дядя — аристократ-эксцентрик? А кто там папа?
— Спортивный репортер. Наш Галли с ним выпивал в одном кабачке.
— Все время у тебя кабачки! А мама?
— Гимнастка из мюзик-холла. Большой друг дяди Галли. Вообще-то она умерла, он ее раньше знал. Он говорит — вязала банты из кочерги.
Фредди вынул и протер монокль. Он был очень серьезен.
— Итак, — подытожил он, — у Глиста есть кабачок и сердце.
— Да.
— Конечно, для тебя это много. Сердце, думаешь ты, дороже короны. А тетя? Галли для нее не авторитет. Вряд ли ей все это понравится.
— Поэтому мы и женимся сегодня, сами.
— Что?!
— То, что ты слышал. Я все продумала. Мы должны поставить их перед… как это по-французски?
— Oh la la?
— Fait accompli [1] . Против него не поспоришь. Понимаешь, нам нужны деньги. Даст их дядя Кларенс.
— Ты думаешь?
— Ну, он же глава семьи. Это его долг. Так вот, ставим перед fait accompli, идем к дяде Кларенсу и говорим: «Я ваша племянница. Генри теперь тоже ваш племянник. Кровь не водица. Помогите нам с этим кабачком, что вам стоит? Дело верное». Права я?
1
Свершившийся факт (фр.).
Энтузиазм ее передался Фредди. В конце концов, и он женился тайно, а что вышло! Вспомнив день, когда они с Ниагарой стали мужем и женой, он совсем расчувствовался:
— Вообще-то права.
— Фредди, ты душечка! — вскричала Пруденс, сияя светлыми глазами. Теперь ей казалось, что она всегда любила принца кормоторговцев, и страшно было вспомнить, как в десять лет она сбила с него цилиндр уголком кирпича. — Спасибо! Ты сейчас занят?
— Да нет, не особенно. Должен зайти к ювелиру, а так — нет.