Замок Лорда Валентина
Шрифт:
– Приятного сна, – сказал он.
– И тебе тоже, – сказал Валентин, разделся и лег рядом. Отдаленные крики все еще звучали у него в ушах, а может и в мозгу, и это его удивило: это могло относиться к ночному сну, а за ним следовало внимательно следить, чтобы понять его значение, но сначала должен быть глубокий сон, сон полного изнеможения. А утром? Новый день. Ничего не случится. Ничего.
4
Сон, конечно, был где-то среди ночи Валентин поместил себя на некотором расстоянии от сна и следил за его развитием, как его учили с детства. Сны имели большое значение: они были посланиями Сил, правящих
Вот и все. Неполный сон, поскольку он ни о чем не рассказывал, не имел рисунка конфликтов и решения. Это был только образ, странная сцена, кусочек большой картины, которая еще не явилась ему. Валентин даже не мог сказать кем послан этот сон: благословенной Леди с Острова Снов или злобным Королем Снов. Он лежал, наполовину проснувшись, обдумывая некоторое время сон и наконец решил не придавать ему большого значения. Он чувствовал себя как-то странно отдаленным от своего внутреннего "я": будто он вообще не существовал до вчерашнего дня. И даже мудрость сна теперь от него скрыта.
Он снова уснул, и ничто не тревожило его сна, кроме недолгого, но шумного дождя и снов он больше не видел. Его разбудил свет, теплый золотисто-зеленый свет, льющийся с дальнего конца узкого длинного холла. Дверь была открыта. Шанамира не было. Кроме Валентина, в комнате спали еще двое.
Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги и вышел во двор, чувствуя себя бодрым, энергичным, готовым ко всему, что принес ему день. Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и ярким, и ночной туман исчез. С чистого неба шел жар летнего солнца. Во дворе росли три больших вьющихся лозы, по одной на каждой стене; их искривленные стволы были шире человеческой талии, глянцевитые лопатообразные листья имели глубокий бронзовый оттенок, а молодая поросль – светло-красный. Лозы были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но кроме цветов, на них были также и созревающие плоды – тяжелые бело-голубые ягоды, блестящие от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел сладкая, с привкусом молодого вина. Он съел вторую, потянулся за третьей, но передумал.
Обойдя двор, он заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жующих солому, но самого Шанамира не было. Наверное, убежал по делам. До Валентина донесся запах жаренной рыбы, и он сразу почувствовал голод. Он открыл расшатанную дверь и оказался на кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для дюжины постояльцев различных рас. Он без интереса взглянул на Валентина.
– Я опоздал к завтраку? – мягко спросил Валентин.
– Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.
Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту. Повар дал ему несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько завтракавших собрались уходить. Стройная гибкая женщина задержалась перед Валентином.
– Пиво в этом кувшине, – сказала она. – Обслуживай себя сам.
– Спасибо, – сказал Валентин, но она уже вышла.
Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с резким
– Еще, – сказал он повару, который мрачно посмотрел на него, но уступил.
Валентин заметил, что сидящий за соседним столиком хьорт, толстый, с раздутым лицом, пепельно рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Это странное наблюдение было неприятно Валентину. Через некоторое время он быстро взглянул на хьорта. Тот заморгал и отвел глаза.
Через несколько минут хьорт снова повернулся к Валентину и спросил:
– Только что прибыл?
– Ночью.
– Надолго?
– До конца фестиваля, во всяком случае, – ответил Валентин.
В этом хьорте было что-то, что инстинктивно не нравилось Валентину. Может быть, просто его внешний вид, поскольку Валентин находил хьортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, это было нехорошо: ведь хьорты не виноваты, что так выглядят, и люди, наверное, им тоже кажутся неприятными, тонкими существами с отвратительно гладкой кожей.
Еще, возможно, Валентину не нравилось, вторжение в его жизнь – разглядывание, вопросы. А может, и то, что хьорт был слишком размалеван оранжевой краской. Но, так или иначе, он вызывал у Валентина чувство тошноты и беспокойства.
Но ему было стыдно за такие предрассудки и не хотелось казаться необщительным, поэтому он заставил себя улыбнуться и сказал:
– Меня зовут Валентин. Я из Ни-мойи.
– Далеко заехал, – сказал хьорт, шумно прожевывая пищу.
– Ты живешь неподалеку?
– Чуть к югу от Пидруда. Звать Виноркис. – Он нервно резал пищу, а через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально уставившись на него своими рыбьими глазами. – Ты путешествуешь вместе с этим мальчиком?
– Нет. Я встретился с ним по пути в Пидруд.
Хьорт кивнул.
– После фестиваля вернешься в Ни-мойю?
Поток вопросов начал надоедать, но Валентин все же не хотел быть невежливым даже перед такой невежливостью хьорта.
– Еще не знаю, – ответил он.
– Значит, думаешь остаться здесь?
Валентин пожал плечами.
– Я вообще ничего не планирую.
– М-мм, сказал хьорт, – хороший образ жизни.
Из-за гнусавой интонации хьорта трудно было понять, с одобрением это сказано или с саркастическим осуждением. Но Валентина это мало беспокоило. Он уже достаточно выполнил свои общественные обязанности, решил он и замолчал. У хьорта, по-видимому, хватило ума не говорить больше. Он покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все хьорты, поплелся к двери, сказав:
– Иди теперь на рыночную площадь. Оглядись там.
Валентин вышел во двор, где теперь шла странная игра. У дальней стены стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами, крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а двое – людьми. Валентин видел их за завтраком, когда вошел на кухню – стройная, гибкая женщина, с темными волосами и худой мужчина со строгим взглядом удивительно белой кожей и длинными белыми волосами. Кинжалы летели с ошеломляющей быстротой, сверкая в утреннем солнце, все лица были зловеще сосредоточены. Никто ни разу не уронил кинжала, никто не схватился за его острие, и Валентин даже не мог сосчитать, сколько кинжалов носилось взад и вперед: все они, казались, постоянно бросались и хватались, все руки были заняты, и все больше оружия летало в воздухе. Жонглеры, подумал он, тренируются, готовясь к выступлению на фестивале.