Замок на краю бездны
Шрифт:
– Точно! – хлопнул себя ладонью по лбу принц, поворачиваясь к Джессике. – Сударыня, позвольте представить вам Дина Стрейджера, одного из самых опытных Бардов, наставника Эльки. Он родом… о, забыл.
– Планета Земля первичного а-конгломерата вселенной L-12, Соединенные Штаты Америки.
– Очень приятно, сударь, – девушка встала и сделала книксен. – Джессика дель Верте, графиня Нарская, королевство Анлион.
– Рад, – добродушно улыбнулся Дин, падая в ближайшее кресло. – Значит, результатов никаких?
– К сожалению, – скривился Абудай. – Следы мы проверили все, они ведут в
– Проклятье!
Барды замолчали. Каждый размышлял о чем-то своем, Джессика тоже не решалась заговорить, с сочувствием глядя на них. Ариан третью ночь подряд не спит, вон, синяки под глазами.
– Внимание! – раздался из воздуха голос местного искина. – При сканировании отраженной вселенной Y-789 обнаружена планета, где зафиксированы следы длительного пребывания Элифании.
Дин вскочил, а за ним поднялись на ноги и Абудай с Арианом.
– Сканирую планету, – продолжил искин. – На данный момент ученицы там нет, но обнаружен человек, каким-то образом связанный с ней.
– Портал! – хрипло приказал Дин, сжимая кулаки.
Стена напротив засветилась голубоватым светом, Бард прыгнул к ней и скрылся в портале. Абудай переглянулся с Арианом, и оба последовали его примеру. Джессика поторопилась за ними.
Пламя свечи едва освещало стол и лежащую на нем дратву. Старый человек взял ее и принялся чинить рваный сапог. К сапожнику нести – денег нет, да и самому залатать не проблема. Хотя нужно ли? Все равно за ним скоро гайдуки придут. Нужно. Не хочется прощаться с жизнью босяком в дырявых сапогах.
Аринасий зло усмехнулся. Просто так он не дастся, пусть попробуют живым взять. Старый солдат, прошедший тарканскую войну – это вам, паскуды, не крестьянин. Он погладил недавно наточенную саблю – скоро, верная подруга, снова в бой. Последний. Не жаль умирать, жизнь прожил достойную, за дочку любимую отплатил – не насиловать больше проклятому барчуку девок, не сажать их на пали, не жечь заживо. Теперь молодой боярин – пожива для ворон вместе с двумя приятелями.
После пропажи Эльки старый солдат места себе не находил – что же случилось с девочкой? Неужто сгинула? Навыки лесного следопыта вспомнились быстро, да и не забывались никогда. Вскоре Аринасий нашел лукошко с раздавленными ягодами и все понял. Он прошел по следу дочери до самого обрыва и там, над снятым с колючего куста обрывком ее юбки, дал клятву отомстить зверю.
К последнему в своей жизни делу старый солдат готовился не спеша, обстоятельно. Барчук и не подозревал, что за ним из чащи следят наполненные холодной ненавистью глаза. А если и замечал плотного бородатого мужика, то не обращал внимания – что ему до какого-то крепостного? Он продолжал развлекаться, насиловать девок, искать «бунтовщиков» и казнить их, выдумывая новые мучительства. Аринасий решил ничего не оставлять на волю случайности и подготовил ловушку как следует. Пригодился опыт партизанской войны в тарканских лесах… Он как-то раз заметил в присутствии старосты, выслуживавшегося перед молодым боярином, что кто-то из соседней деревни, Пыховки, прячет в лесной избушке у Белого оврага дочь, да такую красавицу, что и свет не видывал.
На следующее утро об этом знал барчук. Ему в голову не пришло, что кто-то может расставить на него силки. Возмущенный наглостью поганого быдла, Пересвет с двумя друзьями ринулся к Белому оврагу, желая примерно наказать осмелившихся спрятать красотку от его благосклонного внимания. Несущиеся галопом всадники не заметили натянутой между деревьями веревки, и полетели кувырком. Один приятель барчука сразу сломал себе шею, а второго приколол Аринасий. Зато Пересвет умер не сразу… Старый солдат вспорол ему живот и до конца смотрел в тускнеющие глаза погубившего его лапоньку.
Он не стал ничего прятать – пусть видят. Понятно, что собаки быстро приведут гайдуков к его хате. Жену он выгнал еще третьего дня, Стеха давно не интересовала Аринасия – вздорная, визгливая баба. Но она ни в чем не виновата, потому и выгнал. Возможно, ее не тронут, удовлетворившись смертью убийцы Пересвета. Но его просто так не возьмут, нет. Будет наука другим барчукам.
Что-то привлекло внимание, и Аринасий оглянулся. Стена дома медленно налилась голубоватым светом, и оттуда вышел высокий красивый пан лет тридцати с длинными каштановыми волосами. Нет, даже не пан, а целый князь, как минимум. За ним из стены появились еще два длинноволосых барина и не слишком красивая девица, в которой сразу угадывалась барышня.
– Извините за вторжение! – наклонил голову первый пан. – Вы каким-то образом связаны вот с этой девушкой.
Он повел рукой, и над столом возникло изображение Эльки. У Аринасия перехватило дыхание – как живая стоит его лапонька… Только одета почему-то в мужскую одежду. Да не в простую, а в панскую. Что это за чародейство такое? И кто эти паны? Колдуняки?
– Вы не скажете, где она? Что с ней случилось?
– Померла… – буркнул старый солдат. – В пропасть кинулась. А вам, пане, оно на что?
– В пропасть? – изумился тот. – Так вы ее отец? Аринасий?
– Ага.
– Она тогда не умерла, – улыбнулся странный пан. – Кинулась в пропасть, да чудо случилось. Не упала, а у меня в замке оказалась. Хорошую вы девочку вырастили! Чистая, как слезинка.
– А то! – довольно усмехнулся в усы Аринасий, потом до него дошли слова пана и он ошарашенно замер. – Не померла, говорите? Не брешете?!
– Нет, – грустно улыбнулся тот. – Я ее в ученицы взял, талант у девочки огромный. Только вот три дня назад похитили ее какие-то сволочи… Мы мечемся всюду, ищем, только пока не нашли. Вас вот сыскали, думали это кто-то знающий, что стало с Элькой, а это вы…
– Похитили, говорите? – дернулись на скулах старого солдата желваки. – Паскуды!
– Говорить будем не здесь, – вмешался второй пан, с черными волосами. – Дом солдаты окружают. С чего бы это?
– А я барчука, что дочку снасильничал, приколол, – насмешливо прищурился Аринасий.
– Туда ему и дорога, – безразлично бросил первый пан. – Элька рассказывала о нем, редкая гадина. Но снасильничать ее он не успел, и слава Богу! Собирайтесь, быстро! Девочка мне никогда не простит, если я ее отца в беде брошу. А она мне очень дорога!