Замок Отранто
Шрифт:
– Это невозможно, - промолвила Матильда, - препоручи меня господу... Где мой отец? Простите ему, родная моя матушка, простите ему мою смерть это была ошибка... О, я забыла, моя родная, ведь я дала обет никогда больше не видеть Теодора - может быть, оттого и произошло это несчастье - но это было не намеренно... Можете ли вы простить меня?
– О, не мучь еще больше мою истерзанную душу, - ответила Ипполита, - ты никогда ничем не могла обидеть меня... Увы! Она кончается! Помогите, помогите!
– Я хотела бы сказать еще кое-что, но уже не могу...
– с трудом произнесла Матильда.
– Изабелла... Теодор... ради меня... О!
–
Изабелла и служанки силой оторвали Ипполиту от тела Матильды, но Теодор пригрозил смертью всякому, кто попытается его увести от нее, Бесчисленными поцелуями покрывал он ее холодные, как мрамор, руки и произносил все ласковые и горестные слова, какие только могли быть подсказаны отчаяньем погубленной любви.
Изабелла тем временем отвела подавленную горем Ипполиту в ее покои, но посредине двора они встретили Манфреда, который, все более безумея от мучивших его мыслей, почувствовал непреодолимое желание снова увидеть дочь и направился в горницу, где она лежала. Так как луна стояла уже высоко, он по выражению лиц обеих несчастных женщин догадался, что произошло самое страшное, чего можно было ждать.
– Что? Она умерла?!
– закричал он в диком смятении - и в этот миг удар грома сотряс замок до самого основания; колыхнулась земля, и послышался оглушительный лязг огромных нечеловеческих доспехов.
Фредерику и Джерому подумалось, что наступает светопреставление. Джером ринулся во двор, увлекая за собой Теодора. В то мгновение, когда Теодор появился во дворе, стены замка за спиной Манфреда рухнули под действием какой-то могучей силы, и среди развалин восстала разросшаяся до исполинских размеров фигура Альфонсо.
– Склонитесь перед Теодором, истинным наследником Альфонсо!
– возгласил призрак и, произнеся эти слова, сопровождавшиеся раскатом грома, стал величаво возноситься к небесам; покрывавшие их тучи раздвинулись, и сам святой Николай встретил дух Альфонсо, после чего видения сокрылись от взора смертных, утонув в сиянии славы.
Все, кто видел это, пали ниц, признав в явленном им божью волю. Первой нарушила молчание Ипполита.
– Господин мой, - сказала она обессилевшему Манфреду, - вот какова тщета человеческого величия. Конрад покинул этот мир! Не больше Матильды! В лице Теодора зрим мы истинного князя Отрантского. Каким чудом стал он им мне неведомо, но довольно и того, что мы знаем: судьба наша определена. И что же остается нам, как не посвятить жалкий остаток наших дней молениям к небесам, чтобы они впредь отвратили от нас свой гнев? Господь изгоняет нас отсюда, - куда же нам бежать, если не в обитель божию, где мы еще можем найти убежище?
– Безвинная страдалица! Несчастная жертва моих преступлений! воскликнул Манфред.
– Наконец сердце мое открыто для твоих благочестивых увещаний... О, если бы я мог... Но это невозможно... Вы недоумеваете... Так пусть же я сам наконец свершу над собою суд. Я сам должен выставить на позор свою голову - это единственное удовлетворение, которое я могу дать оскорбленным небесам. Мои деяния навлекли на меня эти кары; пусть хоть исповедь моя искупит... Но чем можно искупить вину узурпатора и убийцы собственной дочери, загубленной им в священном месте! Внимайте же все, и да послужит эта кровавая история предостережением будущим тиранам!
Как вам известно, Альфонсо умер в Святой земле... Тут вы прервете меня; вы скажете, что он умер не своей естественной смертью - и это будет
– Остальное должен поведать я, - сказал Джером.
– Когда Альфонсо отплыл в Святую землю, буря прибила его корабль к берегам Сицилии. Другое судно, на котором находился Рикардо со свитой князя, как вы, должно быть, слышали, ваша светлость, было отброшено бурей далеко от первого.
– Это истинная правда, - подтвердил Манфред, - а на титул, которым вы меня величаете, отверженец притязать не вправе... Но это не заслуживает внимания, говорите дальше.
Джером покраснел от допущенной им неловкости, но продолжал:
– Целых три месяца неблагоприятный ветер удерживал Альфонсо в Сицилии. Здесь он полюбил прекрасную деву по имени Виктория. Он был слишком благочестив, чтобы склонять ее к запретным утехам. Они обвенчались. Однако, считая эту любовь несовместимой с данным им обетом сражаться во имя святой цели, он решил скрыть их брак до возвращения из крестового похода, когда он намеревался увезти Викторию из Сицилии и открыто объявить ее своей законной женой. Он оставил ее в ожидании ребенка. Во время его отсутствия она разрешилась дочерью; но едва успела она в муках родить, как до нее дошло горестное известие, что Альфонсо умер и что ему наследует Рикардо. Что было делать одинокой, беззащитной женщине? Какой вес имело бы ее свидетельство? Но все же, господин, у меня есть подлинная грамота...
– Она не нужна, - сказал Манфред, - ужасы последних дней, видение, явившееся нам, - все это подтверждает твои заявления лучше, чем тысяча пергаментов. Смерть Матильды и мое изгнание...
– Успокойтесь, господин мой, - сказала Ипполита, - этот святой человек не хотел напоминать вам о ваших несчастьях. Джером продолжал:
– Я миную подробности. Когда дочь Виктории стала взрослой девушкой, она была отдана мне в жены. Виктория умерла, и тайна осталась сокрытой в моей груди. Что произошло впоследствии, вы знаете из рассказа Теодора.