Замок Персмон. Зеленые призраки. Последняя любовь
Шрифт:
— Скажи это Эмили!
— Не смею: я еще не стою ее прощения. Я знаю, сколько Мьет выстрадала по моей вине. Из-за меня ее брат был так несчастлив; она сама день или два думала, что я влюблен в барышню Мари и готов отбить ее у Жака. Без тебя, отец, без суровых объяснений, на которых ты настоял, ей, может быть, пришлось бы до сих пор это думать… Ты оказал мне большую услугу. Необычность Мари вскружила мне голову, но ненадолго, и если она заподозрила это, то я рад, что ты дал мне возможность ее разубедить. Конечно, она должна принадлежать Жаку и никому больше. Знаешь, при всех ее детских выходках, она отнюдь неглупа, у нее много возвышенных чувств, а у Жака зато много здравого смысла, которого ей недостает, и раз уж он ее обожает, то сумеет ей его передать, так что она постепенно избавится от своих недостатков. Он всегда будет поддакивать ей, но делать так, что она, в свою очередь, будет с ним согласна.
— Вот это дело! А теперь — да поможет нам Бог. Как, однако, жизнь похожа на роман! Признаюсь, отстаивая истину и здравый смысл, я совсем не рассчитывал на подобный успех и уж никак не мог подумать, что в результате получатся два таких чудесных брака! Но где же наши голубки?
— Вон там, на скамейке. С нетерпением ждут решения графини насчет Нини. Как ты полагаешь, она согласится отдать ее?
— Уже согласилась!
В эту минуту Мьет проносила мимо пирог, чтобы посадить его в печку.
— Хотя я не имею обыкновения целовать кухарок, — сказал я, — не могу все-таки не сделать исключения.
Жак и Мари выбежали навстречу нам с Нини.
— Ну что? — спросила мадемуазель де Нив. — Можно ли надеяться?
— Она ваша! — ответил я тихо. — Только пока ни слова ей, постарайтесь, чтобы она не наделала новых хлопот, отказавшись проститься с матерью как положено.
— Это мы устроим! — сказал Жак и, взяв Нини за руки, продолжал: — Послушайте, ваша матушка видит, что вам здесь хорошо, что вы нас очень полюбили, и она согласна оставить вас еще на несколько дней с Сюзет, у папа Бебель. Надо ее за это хорошенько поблагодарить. Вы ведь ее расцелуете, правда?
— Да, да! — ответила девочка, весело подпрыгивая. — Еще бы не расцеловать за такое счастье! После обеда мы пойдем к фонтану с Сюзет и Анри…
— Нет, со мной, — ответил Жак, засмеявшись, — сегодня со мной, а Сюзет будет делать кораблики.
— Вы мне простили? — шепнул я мадемуазель де Нив. — Согласны остаться у меня до свадьбы?
Мари взяла обе мои руки с чарующей пылкостью, за которую ей многое можно было извинить, и до крайности смутила меня, быстро прижав их к своим губам.
— Вы меня спасли! — шепнула она в ответ. — Вы будете мне вместо отца. Мне так нужен твердый и добрый руководитель. Вы научите меня быть достойной славного нашего Жака, который меня балует и никогда не скажет мне слова укора…
— А если я стану ворчать, он, пожалуй, назовет меня старым дураком…
— Боже избави! — вмешался Жак, бросаясь ко мне на шею. — Вы были и останетесь нашим ангелом-хранителем!
Тем временем приехала жена и ахнула, увидев, что я целую и обнимаю Жака и Мари. Она с любопытством всматривалась в лицо и в костюм мадемуазель де Нив.
— Госпожа Шантебель, — сказал я, представляя ей Мари, — потрудитесь поцеловать нашу будущую племянницу, как видишь, крестьяночку, но вполне достойную твоего доброго расположения.
— Что за шутки! С какой стати Жаку жениться на девушке, которую мы совсем не знаем?.. Я совершенно ничего не понимаю…
— Сейчас поймешь. Видишь даму в саду?
— Графиня! Давно ли она здесь?
— Настолько давно, что успела просватать падчерицу за Жака и отдать им в приданое Нини.
Тут я сообщил жене вкратце существо дела, объявив в заключение, что графиня будет у нас обедать.
— Ах, Боже мой! Обедать! А меня целый день дома не было. Кухарка дура безмозглая!
— Я позаботился подыскать другую — чудо-стряпуху, сейчас ее тебе представлю. Что же ты не целуешь свою будущую племянницу?
Мари подошла, очень мило смутившись. Госпожа Шантебель умилилась, а когда мадемуазель де Нив почтительно поцеловала ей руку, она даже прослезилась и была окончательно побеждена.
— Ну до чего же повезло Жаку, — сказала она, направляясь вслед за мной на кухню, — о такой невестке можно только мечтать! Ты такой мастер подстраивать чудеса, Шантебель, так почему же ты не подумал в первую очередь о своем родном сыне? Анри был бы для этой барышни более подходящим мужем, чем толстяк Жаке.
— Почтенная моя супруга, — ответил я, — давайте оставим пока кухню в покое, там все идет как нельзя лучше; потолкуем-ка мы с тобой вдвоем, вот тут, под орешником, как два старинных друга, у которых должно уже быть одно сердце и одна воля!
Я рассказал жене все, что случилось, и прибавил:
— Теперь ты видишь, что мадемуазель де Нив не могла бы быть женой другого…
— Правда, Шантебель, правда, да только жаль…
— Нечего жалеть. Анри будет счастлив, счастливее всех в мире!
— Знаю, куда ты клонишь! Ты хочешь, чтобы он женился на Мьет!
— И он тоже хочет, он любит ее!
— Потому что ты прожужжал ему о ней все уши!
— Нет, напротив, я знал, что уговаривать его — значило бы только отдалить его от нее, а я не так глуп. Что ты имеешь против бедняжки Мьет?
— Против нее? Конечно, ничего. Я отдаю ей должное, но… она так одевается…
— По-деревенски? Да ведь и мадемуазель де Нив сегодня одета так же, и все-таки она похожа на графиню.
— Да, потому что она графиня, это сразу видно.
— А разве Мьет похожа на мужичку?
— Нет, но она похожа на своего отца… не в нашу семью… и потом, она холодна и не любит Анри!
— Неправда! Мьет не холодна, а полна достоинства и сознания своих сил… Странно, а я-то думал, что именно ты способна понять ее, потому что помню, как девушка, в которую я был влюблен когда-то… давно… приревновала меня к блондинке, не стоившей даже ее башмака, которую мне, черт знает почему, вздумалось пригласить потанцевать… предмет моей любви, моя почти что невеста, плакала тогда от ревности, но я об этом не подозревал, и она покаялась мне в своих слезах только после свадьбы.