Замок Спящей красавицы
Шрифт:
Перед возвращением домой Йола купила себе несколько платьев. Цены повергли ее в ужас. Шляпки размером не более суповой тарелки носили поверх высокой изысканной прически и локонов, и стоили они сто двадцать франков! Юная графиня решила, что нельзя тратить такие огромные деньги на женские прихоти.
Вместе с тем она знала, что ни одна из экстравагантных парижанок, искательниц всевозможных удовольствий, даже слушать не станет о столь радикальных идеях, как экономия.
И все же она купила все необходимое
Зная, что после смерти отца она сказочно богата, Йола при этом была достаточно разумна: прежде чем потратить огромные деньги на вещи, которые по возвращении домой ей, возможно, больше никогда не понадобятся, она должна решить, как жить дальше.
Впрочем, Йола не сомневалась, что бабушка как человек, умудренный жизнью, захочет, чтобы она пожила в Париже, стала выезжать и конечно же была принята во дворце Тюильри.
Правда, аристократы Старого режима вроде вдовствующей графини Богарне не слишком жаловали императора и его венценосную супругу, считая их выскочками.
Йола прекрасно понимала: в глубине души бабушка, да и другие ее родственники, считали, что ей следует общаться с достойными господами, за одного из которых она в конце концов выйдет замуж.
«Я не стану торопиться с замужеством», — решила Йола. Она еще мгновение постояла на верхней ступеньке, глядя на цветущую долину.
— Пока что это мое царство, — добавила она вслух, — и у меня нет никакого желания делить его с кем-то еще.
Она вошла в замок и поднялась по лестнице, возведенной в XVII веке. Бабушку она нашла в гостиной, окна которой выходили на долину.
Здесь на столиках, комодах и сервантах, служивших многим поколениям семьи Богарне, стояли вазы с оранжерейными цветами, источавшими дивный аромат.
Сидя в кресле с высокой спинкой, украшенной изящной вышивкой XVI века, бабушка напоминала портрет работы Буше.
Величественная осанка, седые волосы, уложенные в высокую прическу, длинные пальцы с голубыми венами, унизанные кольцами, — все выдавало в ней даму из древнего аристократического рода.
— Где ты была, моя дорогая?
— На террасе, бабушка. И пришла к выводу, что мы живем в самом прекрасном замке из всех, что украшают долину Луары.
— Ты вся в отца, — улыбаясь, промолвила бабушка. — Он тоже всегда говорил, что, хотя Шинон и Блуа великолепны, а Шамбор и Шенонсо прекрасны, наш замок отличается от всех других. Он словно окутан тайной.
— Мне тоже так кажется, — призналась Йола. — В детстве я верила, что наш замок перенесен в этот мир из сказки.
— Поэтому мы должны найти тебе прекрасного принца, — заметила бабушка, — чтобы у твоей истории непременно был счастливый конец.
Йола насторожилась.
— С этим незачем спешить, бабушка.
— Ошибаешься, —
— Но, бабушка, здесь тепло, как в Ницце, а многие деревья в нашем саду — те же, что произрастают в субтропиках. У нас есть даже пальмы, а папа разводил орхидеи, которые раньше можно было найти лишь на берегу Средиземного моря.
Было видно, что бабушка пропустила мимо ушей ее слова.
— Ты, конечно, знаешь, дитя мое, чего твой отец желал для тебя?
— В том, что касается… брака? — нерешительно уточнила Йола.
— Он ведь говорил с тобой об этом? — вопросом на вопрос ответила старая графиня.
— Нет, бабушка, мы разговаривали с ним обо всем на свете, но он никогда не упоминал о том, какого мужчину хотел бы видеть моим мужем.
— К счастью, я виделась с твоим отцом за месяц до того, как он ушел из жизни, — продолжала старая графиня. — Он гостил у меня в Ницце, прежде чем отправиться в это злополучное путешествие в Венецию, куда ему не следовало ездить.
В голосе графини прозвучали резкие осуждающие нотки, но Йола промолчала.
Она хорошо знала, зачем отец поехал в Венецию, но ей не хотелось обсуждать эту тему с бабушкой, понимая, какой будет ее реакция.
— Твой отец говорил со мной о твоем будущем, — продолжала старая графиня. — Возможно, он предчувствовал, что ему недолго осталось жить, или считал, что ты уже не ребенок и скоро сама придешь к мысли о том, что пора подумать о замужестве.
Йола принялась беспокойно ходить по комнате.
Солнечный свет, лившийся в окна, подчеркивал голубоватые блики в ее темных волосах и изысканную чистоту кожи.
На фоне темных бархатных штор она казалась восхитительно прекрасной, и бабушка даже на мгновение умолкла, любуясь очаровательной внучкой.
— Полагаю, отец никогда не говорил, за кого хотел бы выдать тебя замуж, потому что мы долго думали об этом и ему казалось, что ты все прекрасно понимаешь и без слов, — снова заговорила она.
— Кого вы имеете в виду, бабушка? — спросила Йола, подойдя к бабушкиному креслу.
— Маркиза де Монтеро, разумеется!
Йола в недоумении уставилась на нее, а затем сдавленным голосом прошептала:
— Маркиза де Монтеро?
— Да, моя дорогая, ты, по всей видимости, слышала о нем еще с детских лет, хотя, возможно, никогда его не видела. Он не только приходится тебе дальним родственником, но и жил здесь до того, как ему исполнилось двенадцать лет. Тебе было тогда — дай-ка вспомнить — три года, так что неудивительно, что ты не помнишь его, если он, разумеется, больше не приезжал сюда с тех пор.