Замуж не напасть
Шрифт:
Еще этого ей не хватало! С какой стати она станет возиться со всякими пьяницами, которые позорят ее на весь двор! А на него, между прочим, выходят окнами четыре многоэтажных дома.
— Женя, — дебильно улыбается ей Толян. — Пришла. А я зову, зову… Устал.
Он выпускает из рук молодое деревце, за которое до сего момента успешно держался, и пытается сесть на землю. Впрочем, движения у него настолько замедленные, что Евгения и Кристина успевают с двух сторон подхватить его.
Аристов некоторое время послушно передвигает ноги, а потом вдруг спохватывается
— А куда вы меня ведете?
— Ко мне домой, — ласково говорит Евгения, помня наставления соседки, хотя с большим удовольствием стукнула бы его чем-нибудь тяжелым. — Разве ты не в гости пришел?
— Нет. Если в гости, я бы поднялся на лифте, — укоризненно объясняет он. — А я стоял и звал. Чтобы ты сама ко мне вышла!
К счастью, лифт приходит пустой. Они с Кристиной успешно затаскивают в него Толяна и везут к Евгении.
— Я вам больше ни слова не скажу! — упрямо поджимает губы Аристов. — Потому что вы меня не слушаете, а женщин я не обижаю!
Потом чувство справедливости в нем на минутку просыпается.
— Иногда, конечно, бывает, — нехотя признается он, — но я не нарочно!
Они дотаскивают до дивана пьяного Аристова и нечаянно роняют так, что он стукается головой о стену; правда, удар смягчает покрывающий ее ковер.
— У, неуклюжие! — жалуется он кому-то. — Ничего нельзя доверить!
— Спи! — строго говорит Евгения.
Толян послушно закрывает глаза и действительно мгновенно засыпает.
— Что ты будешь с ним делать? — простодушно интересуется Кристина, но тут же спохватывается — какое ей дело! — и спрашивает: — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Чем тут поможешь? — вежливо, но настойчиво вытесняет ее к дверям Евгения. — Сейчас я позвоню его жене, пусть она и решает.
— Если что понадобится, зови меня, не стесняйся! — предлагает соседка; она целыми днями сидит дома и радуется всему, что может отвлечь ее от серой монотонности собственной жизни.
Сказала Евгения, что позвонит, но как сообщить об этом Нине? «Как есть, так и скажу!» — сердится неизвестно на кого она и набирает телефон Аристовых. Трубку берет Нина.
— Не знаю, как твой муж оказался в моем дворе, — говорит Евгения, — но он… не очень трезвый, поэтому мы с соседкой завели его пока ко мне… В общем, он уснул на моем диване.
Нина некоторое время молчит, а потом рассудительно говорит:
— Трогать его сейчас нельзя. Поднимешь, он, как медведь-шатун, будет слоняться по квартире, все опрокидывать… И домой не доберется, и тебе покоя не будет… Он тебе очень мешает?
— Я могу оставить его на диване, а сама уйти спать в комнату Никиты — он сейчас у бабушки, но ты уверена, что другого выхода нет?
— Женя, ты не бойся, он спокойно проспит до утра, а проснется, будет у тебя извинения просить… Мне так неудобно, что у тебя столько беспокойства…
— Да ничего, главное, чтобы ты не волновалась.
— Теперь, конечно, я могу быть спокойной, — беспечно говорит Нина. — С ним это очень редко бывает, в самых исключительных случаях. А так он норму знает и обычно не перебирает!
Какая-то недоговоренность в словах Аристовой настораживает Евгению.
— Может, у него что-то случилось? Что-то выбило его из колеи?
— Скорей всего, я думаю, — мнется Нина, — он выпил из-за меня.
Она медлит, видимо, размышляя: сказать или не сказать? И решается.
— Дело в том, что приехал Роман — отец Ярослава. Я тебе рассказывала, и ты, я знаю, ни с кем больше не поделилась, что Слава — не родной Толе. В общем, у Ромы здесь мать, он навещал ее, и мы случайно встретились. Представляешь, он даже не подозревал, что имеет взрослого сына! Думал, я сделала аборт. Я сказала, когда родился Славик, он подсчитал, и сомнения отпали. А в той семье у него две девочки. Представляешь? Он всю жизнь мечтал о сыне, и вот он, готовый!
— И ты сказала об этом Толяну? — удивляется Евгения.
— А что оставалось делать? Не могла же я прятать сына от родного отца? Плохо только, что Ярослав ничего не знал. Анатолий считал, что знать ему не обязательно, хотя я была против. Как чувствовала! Представляешь, Анатолий так кричал! Говорил, что я пытаюсь отнять у него сына, что никакие прохиндеи не имеют права лишить его отцовства. Это Роман-то прохиндей! Да он просто ничего не знал! Слава тоже расстроен, но, согласись, отец есть отец!
Боже, что она говорит! Нина беспокоится обо всех, кроме собственного мужа. Только теперь понимает Евгения, какую тяжесть носил на сердце все время Толян. Конечно, надо жалеть ближних: делиться с ними последним куском хлеба, последней рубашкой… но не жизнью!
Те, с кем ею делятся, чаще всего не понимают бесценности такого подарка. В их представлении время, отпущенное человеку, бесконечно, а потому чего стоят потраченные на них месяцы, годы? Разве переведешь их на рубли или караты?
Не любит Толяна его жена! Получив от него однажды в дар жизнь, она приняла это как должное. Была хорошей матерью, хозяйкой, что же еще? А о самом Толяне, выходит, не думала…
Ведь не чистые рубашки и вкусная еда — главное для человека!
Евгения осторожно заглядывает в комнату, где он стоит. Хотя с равным успехом она могла бы и топать, как слон. Аристов спит тяжелым, омутным сном и стонет во сне. К сожалению, облегчить сейчас его кошмары она не может. Жена предупредила: будить нельзя. Ей виднее. Она успокоилась, поручив Толяна заботам Евгении. Будто заблудившегося щенка ей препоручила: присмотри за ним!
Между тем, пока суд да дело, натикало уже восемь часов. Евгения вспоминает, что не ужинала. Она ставит чайник, делает себе бутерброд. В жизни одинокой женщины — как все же не любит она это словосочетание! — есть и свои плюсы. Например, можно почти не готовить: заварила кипятком пакетик супа «Галина Бланка», поджарила яичницу — вот и вся стряпня!
В ожидании, пока закипит чайник, она приваливается к стене. Кухню Евгения оклеивала сама. И плитки бумажные под мрамор сама изготавливала. Узор получился нежно-зеленый, стены и потолок в одном цвете, напоминает малахитовую шкатулку. Что ли, Евгения не дизайнер? Оригинально.