Замуж по приказу
Шрифт:
Я еще вчера переспросила у Лауры, правда ли, что ресемиторы не могут иметь детей. Она с грустью подтвердила и добавила, что с этим пришлось смириться.
— К книге прилагались инструкции? — после продолжительной паузы спросил Командир.
— И передавались устно от Императора к Императору. Жаль, конечно, что теперь все знания остались только в моей голове.
Тишина в трубке. И я затаила дыхание. Бас не пришиб меня лишь потому, что сам хотел поговорить с Мартином? Чтобы я слышала все, от и до. И чтобы заставить врага играть по своим правилам.
— Вижу тебе,
Бас положил трубку и вышел из каюты, оставляя меня наедине с мыслями и спящим Мурёнышем. Чем дольше я обдумывала разговор, тем больше вопросов появлялось. И я сразу налетела с ними на Баса, едва он вернулся, остановила его прямо посреди комнаты, не дав пройти дальше.
— Это из-за него у тебя проблемы с огнем? Из-за того взрыва? Он тебя хотел убить? Почему?
— Потому что я пришел забрать книгу, которую он умыкнул из дома бывшего Императора, — его губы изогнулись в кривой ухмылке. — После инициации я ездил читать эти древние письмена, а старик дополнял их устно. Его Мартин подорвал вместе с домом. Пожалуй, бывший правитель был довольно жестоким и опасным человеком, а также уже считался мертвым, ведь ему исполнилось сорок лет, поэтому Командира никто ни в чем не обвинил. Моей задачей было любой ценой добыть книгу обратно и стереть любую информацию о ней. Мартин не понимает, какие беспорядки начнутся, если все знания станут доступны всем.
— Мне показалось, ты хочешь ему их продать или…
— Нет, я хочу, чтобы он прикрывал мой тыл, — широко улыбнулся Бас. — Мартин не успокоится, пока не получит инструкции.
Так и знала, что у разговора была веская причина.
— А что насчет безжалостного убийцы? Почему Кальвин тебя так называл?
— Ты действительно хочешь, чтобы я оправдывался? — сдвинул брови тиран. — Ресемиторы — это воины, особенно жестокие в Апексориуме. Я правил организацией, в которой работает множество киллеров. К трону путь приходилось выгрызать. Либо у меня бы отобрали дар. Я или безжалостный убийца, или мишень.
Отступая, я невольно покачивала головой со стороны в сторону, как заведенная, и бормотала:
— Не верю, что нельзя было по-другому…
Бас поймал меня за шаг до того, как я уперлась бы спиной в окно.
— Да, для меня обесценилась человеческая жизнь, — говорил он, смотря мне прямо в глаза. — И это потому что мне приходилось принимать быстрые решения, учиться не испытывать сожалений. Эмоции мешают холодному рассудку.
Нет, я не хотела его понимать. Казалось, только проникнусь — замараюсь и никогда не отмоюсь.
Я накрыла его губы дрожащими пальцами.
— Молчи, лучше молчи. Дальше я слушать не готова. И не уверена, готова ли была услышать то, что уже услышала. Ты, наверно, был прав. Лучше мне ничего не знать…
— Я главное не сказал, — он сгреб мою руку в охапку и коротко чмокнул подушечки пальцев. — Твоя жизнь для меня бесценна.
От внезапно подступивших слез я отвернула лицо. Только недавно правда придавила меня к земле, отравила горечью какую-то глупую надежду, а теперь за спиной вырастали крылья. Цвет у них мрачный,
Мою кисть мелко покалывало в его руке, будто через кожу проникала магическая энергия, искрящаяся током. Пальцы осторожно взяли меня за подбородок и повернули лицо. Я опустила веки, не желая показывать свой растерянный взгляд.
— Скажи, почему я?
Вместо ответа он накрыл мои губы своими. Я невольно потянулась к нему, решив больше не спрашивать об этом. Если он солгал о реальной причине, значит, так действительно лучше.
Куда мне бежать дальше за свободой? Как спасаться? Пока я двигалась следом за Басом, который мелкими шагами отступал к кровати, раздевая меня на ходу.
Мурёныш развалился на постели прямо по центру и спал без задних ног. Утомился, малыш, за сутки в машине. Мы не стали его двигать, мы не стали отвлекаться ни на миг друг от друга. Все потом… Потом пособираем разбросанные вещи по полу. Лишь бы скорее прижаться телом к телу.
Что там было в прошлом совсем не важно для этого момента. Ведь удовольствие в его умелых руках, которые мне не делали больно, а лишь приятно, обжигающе-сладко. В его губах, которыми я не могла насытиться. В его теле, которым можно любоваться вечно. Любоваться и царапать ногтями литые мускулы, и пить с них огонь языком, и прижиматься так тесно, как только возможно.
Еще удовольствие там, где больше не мешала резинка презерватива. Бас сел на кровать, и я умостила колени по бокам от его бедер. Самой двигаться было трудновато, но мне иногда хотелось растягивать наслаждение до сладкой муки. Я медленно опускалась на его крупный твердый член, ловя кайф от каждого сантиметра погружения. Наполнялась, растягивалась и постанывала ему в губы. Едва я прижалась промежностью максимально тесно к его паху, он надавил ладонями на мои ягодицы, еще глубже проникая в меня. Волнительная дрожь прокатилась по телу.
Руки Баса заскользили по спине под волосами, сдавливали ребра до ломоты, и я неспешно задвигалась, поднимаясь и опускаясь. Выгнулась, и губы втянули мой сосок в тугой сладкий плен. Пальцы забрались в волосы на затылке, потянули вниз, заставляя меня выгнуться еще и запрокинуть голову. Я прикрыла глаза, отдаваясь только во власть ощущений. Щетина мягко царапала грудь, влажный язык играл то с одним, то с другим соском, и нервные окончания трепетали в чистом безумии, раскидывая по телу жаркие импульсы.
К черту растягивание удовольствия. Это смертельно жестоко. Мне надо срочно быстро. Глубоко и жестко. Я впилась в плечи Баса, явно раздирая их до крови, и задвигала бедрами быстрее.
На ковер мы грохнулись, когда я разогналась, подстегнутая какой-то нечеловеческой силой. Я отшвырнула тапочки из-под головы и раздвинула шире колени, принимая в себя Баса на всю длину. Он набросился на меня, как дикий зверь. От жесткого пола под кожей ненадолго расцветут синяки. От цепких пальцев Баса на моих бедрах — тоже. Из-за его дикого желания мне на все плевать, даже будь под нами голый щербатый камень, а за окном голодные акулы.