Замужество мисс Монктон
Шрифт:
— Пожалуйста, не затрудняйте себя извинениями. Я вовсе не обижен. Даже напротив: хотя наш путь в Англию будет долгим и трудным, теперь я вижу, что с вами не придется скучать.
— Вы сказали, путь будет долгим. И мы все время должны разговаривать только по-французски?
— Да. Чем меньше внимания мы к себе привлечем, тем будет спокойнее. И если мы в присутствии Пьера будем называть друг друга Шарль и Мари, он ничего не заподозрит.
Марию не беспокоил кучер. Его широкое лицо и простодушный взгляд говорили о доброте и честности.
— Я думаю, ему можно доверять. А вы как
Он пожал плечами:
— Кому сейчас можно доверять? Ни в ком нельзя быть уверенным. Впрочем, он производит впечатление надежного человека, кроме того, он обрадовался возможности заработать. Это его экипаж, я заплатил ему приличные деньги и пообещал добавить, если он благополучно доставит нас в Кале.
— Чарльз, я вам очень благодарна. Скажите, у вас есть еще какие-нибудь причины помогать мне — помимо того, что наши отцы были друзьями?
— Да, у меня есть личная причина почитать память сэра Эдуарда.
— Вот как?
— Он спас нам жизнь — мне и моей матери. Это случилось во время сезона дождей, когда мы с матушкой ехали к отцу в Бенгалию. Мы переправлялись через реку, которая из-за наводнения стала глубокой и бурной. Гребцы не справились с веслами, наша лодка потеряла управление, и ее стало подбрасывать и вертеть на волнах, как скорлупку. Было очень страшно, в любую минуту она могла перевернуться вверх дном. Ваш отец увидел все это с берега и поспешил на помощь. Пока он пытался нас спасти, сам едва не погиб. Мама удержалась в лодке, а меня и еще несколько человек выбросило за борт. Ваш отец прыгнул в воду и с трудом втащил меня в лодку. Тем временем остальные утонули. — Лицо Чарльза затуманилось воспоминаниями. — Я обязан ему жизнью. Вы должны им гордиться.
— Я и горжусь. Теперь я понимаю, почему вы пришли мне на помощь.
— Конечно. Это самое малое, что я могу сделать для сэра Эдуарда — благополучно доставить домой его дочь. Таким способом я хочу отблагодарить его за исключительную отвагу.
— Да, я понимаю вас. И спасибо, что вы рассказали мне об этом, ведь я ничего не знала.
— Не стоит благодарности.
Уже знакомая легкая улыбка играла у него на губах, взгляд красноречиво задерживался то на ее волосах, то на свежих губках.
Мария вдруг вспыхнула румянцем и неожиданно для себя сказала:
— Я очень сожалею… о том… Ну, когда хотела ударить вас по щеке. Это было непростительно, мне стыдно за себя.
— Но это вполне объяснимо, — серьезно ответил Чарльз. — Не думайте об этом, я уже все забыл.
Мария ожидала, что теперь, когда она завела разговор об этом инциденте, он извинится за сказанное о полковнике Уинстоне, но он молчал.
Она украдкой окинула взглядом своего спутника. Темно-синий камзол плотно облегал его широкие плечи, серые панталоны обтягивали крепкие мышцы ног. Его красивое мужественное лицо выдавало в нем человека сильного, смелого и уверенного в себе, и Мария с огорчением поняла, что невольно будет сравнивать с ним своего жениха.
Внезапно тучи разошлись, выглянуло солнце, озарив лицо Марии своим мягким золотистым светом. Она знала, что Чарльз продолжает смотреть на нее, потому что его взгляд обжигал ей щеку сильнее, чем луч солнца. Окрестности не смогли ее заинтересовать, поскольку ее мыслями целиком завладел Чарльз, по губам которого по-прежнему скользила легкая улыбка.
В спутнике Марии была некая особенность, которая заставляла думать, что он не так прост, как кажется. Казалось, его взгляд пронизывал ее насквозь, рождая в ней смятение и настороженность. Она начинала думать, что рядом с ним никогда не будет чувствовать себя легко и непринужденно.
Вскоре им пришлось влиться в плотный поток людей с ручными тележками и лошадей с повозками. Их экипаж оказался стиснутым со всех сторон, продвижение замедлилось. В этой густой толпе уставших и голодных крестьян и разного рода бродяг то и дело вспыхивали ожесточенные перебранки и потасовки, грозившие перекинуться на седоков удобного экипажа с сытыми конями. Мария опасалась нападения и испытала огромное облегчение, узнав, что Чарльз запасся оружием и достаточным количеством зарядов. К счастью, все обошлось благополучно.
В середине первого дня путешествия колеса экипажа загрохотали по булыжным мостовым маленького городка. С трудом спустившись на землю, Мария бродила по извозчичьему двору, разминая затекшие ноги, пока распрягали их лошадей, от которых валил пар после стремительного бега, а вместо них ставили свежих.
Снова поднявшись в экипаж, Мария ожидала Чарльза, который разговаривал с Пьером. Она придвинулась к окошку, чтобы посмотреть на своего спутника, и вдруг ею овладело неведомое прежде чувство, отчего зеленые глаза ее потемнели, нежное лицо порозовело, и свежие губки приоткрылись от частого, прерывистого дыхания.
Словно почувствовав ее взгляд, Чарльз неожиданно обернулся, и выражение его светлых глаз заставило Марию поспешно отпрянуть от окна и запылать от возмущения. В его взгляде читался дерзкий вызов, он привел ее в состояние непонятного возбуждения, пронизывающего все тело какими-то токами. Она рассердилась на себя, а еще больше — на Чарльза, считая, что причиной этому был именно он.
Чуть позднее они снова пустились в путь.
Уже стемнело, когда они добрались до постоялого двора, где им предстояло провести ночь. Пьер с багажом своих пассажиров последовал за ними в дом. Внутри было чисто и уютно, в воздухе витали аппетитные ароматы. Общий зал был полон людьми, в основном мужчинами, которые пили вино и обсуждали положение в Париже. Появление путешественников привлекло настороженные взгляды исподтишка. Мария трепетала, опасаясь, как бы ей не пришлось вступить в общение с этими страшными людьми. Чарльзу удалось снять две комнаты.
— Я пойду сразу к себе, — сказала Мария. — И предпочла бы, чтобы мне принесли еду, если это можно устроить. С самого утра я ничего не ела и просто умираю с голода.
Чарльз сочувственно улыбнулся, понимая, что долгий путь изнурил девушку.
— Я об этом позабочусь. Мы с Пьером поужинаем внизу, а вы идите, горничная покажет вам комнату. Я зайду к вам позднее.
Мария последовала за горничной к лестнице, как вдруг изрядно подвыпивший, неряшливо одетый крестьянин тяжело поднялся из-за стола и с плотоядной ухмылкой встал перед нею.