Занимательное волноведение. Волненя и колебания вокруг нас
Шрифт:
Ну и Пайплайн… «Если тот же самый серфингист собирается кататься на Пайплайне, ему нужна доска тоньше и по меньшей мере на сантиметр уже. Она будет чуть короче, чем доска для Сансет-Бич, с более выраженной клиновидностью ближе к днищу. Мы, шейперы, выяснили, что такое замедляющее скорость днище для Пайплайна в самый раз: оно и тормозит, и позволяет управлять доской». На такой доске серфингисту легче притормозить на огромных волнах, чтобы оказаться прямо в «трубе» и выскочить из нее за несколько мгновений до того, как масса воды обрушится. «Любой серфингист мечтает совершить такой маневр: находясь внутри волны, кожей чувствуешь всю ее мощь. Ради этого серфингом и занимаются».
Настало время посетить Пайплайн. Когда я приехал на пляж,
Болельщики рассредоточились по всему пляжу: некоторые при этом продолжали загорать, другие, войдя в азарт, подбадривали серфингистов громкими криками. Взгляды зрителей на берегу были прикованы к пятнадцати серфингистам, которые, мчась по склонам волн, чего только при этом ни вытворяли: переворачивались на 360°, подпрыгивали в воздухе или даже делали сальто. Из громкоговорителя раздавались возгласы комментатора: то взволнованное «ой!», то восхищенное «класс!». Волны вздымались, закручиваясь в гигантские «трубы». Что и говорить, зрелище захватывающее. Однако у меня не шел из головы Хоакин Велилья, исчезнувший на этом самом пляже всего два дня назад. Что же с ним случилось? Может, его тело застряло под водой в одной из рифовых расщелин? Что же получается: серфингисты, совершая свои кульбиты, невольно устраивают пляски на его могиле?
Накатывающие на берег Пайплайна зыби образуются после зимних штормов, которые движутся от восточного побережья Японии — за более чем 5 500 км от Гавайского архипелага. К Северному побережью острова Оаху они идут два дня; оттуда шторм поворачивает в западном направлении, проходя около 800 км к северу от острова. Мне еще не попадались такие отчетливо видимые цуги — волны накатывали на берег партиями, через ясно различаемые промежутки. Сначала прибывали четыре-пять крупных волн с интервалом в пятнадцать секунд между каждой. Серфингисты выкладывались по полной: вылетая с вершины волны на досках, крутились в воздухе и приземлялись на ту же волну. Или неслись по внутренней стенке «трубы» вверх, выскакивали над пенистым сводом и снова ныряли в «трубу». Потом наступал перерыв в несколько минут — шел цуг волн поменьше; серфингисты за это время перестраивались, ожидая следующий цуг. Его приближение мы, сидевшие на небольшом возвышении, легко угадывали: заметив приближающиеся волны, зрители принимались отчаянно свистеть серфингистам.
Я решил не отвлекаться на эффектные трюки, а сосредоточиться на самих волнах. И вот что увидел.
В открытом океане зыбь выглядела легким волнением на поверхности, она шла к пляжу чинно-благородно. Если бы вы только видели их в отдалении, на большой глубине — никогда не подумали бы, что в конце своего пути они вырастут до невероятных размеров. Итак, зыбь приближалась к Пайплайну, сохраняя свою первоначальную энергию. В пути волнам не пришлось перекатываться через мелководье континентальных шельфов — они представляли собой сгусток энергии, неотвратимо надвигающийся на берег.
Вообще-то у береговой линии Пайплайна волны поджидают целых три рифовых барьера, и все они влияют на подходящие волны по-своему. За первой рифовой полосой — она в 70 м от берега, и именно там серфингисты на буги-бордах проделывали свои номера — тянется вторая, примерно на таком же расстоянии от первой. На волнах, разбивающихся об эти рифы, катаются при более высокой зыби. Третья полоса рифов, на расстоянии в 280 м, называется «облачностью» (при особенно крупной зыби разбивающиеся об эти рифы волны взметывают струи пенной воды, которая с берега видится низко нависшей облачностью). Наша зыбь особой мощью не отличалась и при встрече с первым рифовым барьером всю энергию сохраняла при себе. Если бы, проходя внешние рифы, центральные волны замедлили свой ход, слегка отставая, гребни с более высокой скоростью по обе стороны завернулись бы внутрь. И мы бы стали свидетелями явления рефракции — волны изменили бы направление движения в результате изменения скорости перемещения.
Однако сейчас основные события происходили у рифов, ближайших к берегу. Едва заметные изгибы гладких зыбей сменялись острыми, морщинистыми гребешками. В этом месте дно резко поднималось; зыби сильно замедляли свой ход, и в определенном месте у берега гребешки вырастали в высокий гребень, который начинал разбиваться. Я глядел на вздымающуюся, подрагивающую массу воды на пике своей мощи, как завороженный. Пассаты, которые зимой обычно дуют через день, шли с востока, то есть с суши в сторону океана. И хотя в открытом море пассаты вызывают легкое волнение, на вздымающиеся склоны волн они оказывали эффект прямо противоположный — сглаживали водную поверхность.
И в то же время поднимали гребень растущей волны еще выше. А кроме того, сшибали с гребня пенистую верхушку — она развевалась тончайшей гривой, — бросая ее в воду позади волны.
За мгновение до того, как разбиться, волна меняет цвет. Верхняя треть склона из темно-зеленой становится светло-зеленой. В то же время покрывающая склон рябь разглаживается, теряясь в длинных, равномерных бороздах, прорезывающих склон и сопровождаемых изящными бороздками-гирляндами из крошечных пузырьков.
Губа волны начинает опрокидываться. Я смотрел, как одну за другой губы волн выносит вперед, и зрелище это мне нисколько не надоедало. Пузырящаяся вода появляется в самой высокой части губы, гребень уже подернут белым — это ветер развевает «гриву». Наконец, вода устремляется вперед. Солнце освещает растущую белую полосу на вершине гребня, и вот уже волна тянет «пальцы» белой воды в сторону берега. За ними выгибается зеленый свод огромной «бочки». Свод изгибается; губа со взрывом обрушивается перед волной, ударяется о твердую породу рифов и исходит белой пеной, взмывающей на высоту вдвое больше самой волны. Взметнувшаяся вода образует полую «трубу», открытую с обеих сторон. По мере того как все большая масса воды обрушивается, боковые части от «трубы» отделяются: одна отходит вправо, другая — влево.
Наконец в поле моего зрения попал один из участников заплыва, и я отвлекся. Однако благодаря его появлению заметил одну особенность разбивающейся волны, на которую раньше не обращал внимания. Съезжая вниз по склону, серфингист опустил ногу в воду, притормаживая, и исчез в отверстии «трубы». А через некоторое время, все еще находясь в полости «трубы», он словно… ну… взорвался. Огромный клуб воды вылетел из отверстия, пробивая также стены «трубы» на всем ее протяжении.
Но никто на пляже не вскрикнул от ужаса. Через секунду после взрыва внутри «трубы» серфингист выскочил; волна позади него рушилась, превращаясь в массу клокочущей пены. Только тогда я вспомнил, что это за явление — кто-то из серфингистов мне рассказывал. Они называют это «слюной». В определенный момент воздух внутри «трубы» под давлением образуемых водой стен сжимается, и, поскольку деваться ему некуда, «выстреливает» из отверстия. Серфингисты стараются подгадать так, чтобы выскочить из «трубы» как раз в этот самый момент.
Волны преображались на наших глазах, и сколько же в этом было красоты, мощи! Я вспомнил, что как раз сейчас обычные океанические волны становятся ударными. Глухие раскаты и дрожь реверберации через песок означали, что энергия зыби рассеивается в окружающем пространстве. Я как раз думал над тем, что наверняка воздух в момент всех этих бурных преобразований чуть нагревается, когда… Ух ты, что это было?!