Заноза для ректора, или Переполох в академии Тьмагов
Шрифт:
– Ну ладно… – я пожала плечами и спустилась с крыльца.
Сунула руку в карман, достала три серебряника и подкинула на ладони. Надеюсь, этих денег хватит на несколько дней проживания. А если нет… предложу помощь в уборке, посуду мыть буду, если придётся. Всё равно, только бы не на улице спать…
Во дворе лаяла собака. Я осторожно приоткрыла калитку, замирая испуганным зверьком…
… лязгнула цепь. Пёс скалил зубы, угрожающе рыча.
Тяжко вздохнув, обошла его по кругу, не реагируя на отчаянные попытки кобеля дотянуться
– Кто такая? Зачем пожаловала? – в образовавшуюся щель просунулась голова в белом чепце.
– Место ищу на ночлег, госпожа, – произнесла я, протягивая деньги. – На три дня постоя. И воды бы тёплой, еды немного, даже самой скудной.
Хозяйка забрала серебряники и впустила меня. Взяла канделябр и, прикрывая рукой дрожащее пламя свечей, повела меня наверх.
– Сиди тихо, на завтрак и ужин спустишься сама, в комнату подавать не стану. За твои гроши обойдёшься без обеда… – под ногами женщины скрипели половицы.
– Я могу посуду мыть… – произнесла робко, ступая следом.
– Вот ещё, – хмыкнула она. – Есть у меня помощница, дочь моя умница. Зачем мне прохиндейка с улицы?
– Действительно… – буркнула устало и не забыла поблагодарить за ночлег и гостеприимство. Пустили и то ладно…
Следующие сутки я спала. Меня не волновал жёсткий ватный матрас и колючее шерстяное одеяло, не волновали скрипящие ставни от малейшего дуновения ветра и не пугал жуткий вой под дверью, появившийся из-за сквозняка. Я билась в лихорадке. То приходила в себя, то вновь проваливалась в забытьё.
Кажется, заходила хозяйка, проверить не померла ли я. Не померла. Она любезно оставила у кровати графин с водой и гранённый стакан, за что я искренне была ей благодарна. Жажда мучила страшная.
Очнулась, когда за окном тускло светило неласковое осеннее солнце. Болело всё. Каждая косточка. А слабость мучила такая, что я едва добрела до уборной. С трудом умылась, привела волосы в порядок и спустилась в зал. Если сейчас время обеда, то мне не повезло…
В дневном свете таверна не казалась такой пугающей. За дубовыми столами, на лавках расположились постояльцы. Где-то на кухне громыхала посуда, звякали ложки и вилки, в воздухе витал густой аромат жареного мяса.
… рот наполнился слюной, а желудок мгновенно свело спазмом.
– Маменька велела тебя накормить, – раздался сбоку робкий тонюсенький голосок.
Повернула голову и вздёрнула бровь. Внимательными голубыми глазами на меня смотрела девчушка лет пятнадцати. Светло-русые волосы были убраны в косы, на конопатом лице красовался чуть вздёрнутый аккуратный нос. Не такой поросячий, как у меня сейчас. Скорее, как пуговка. Да и сама девочка была ладная на вид, в миленьком голубом платье с белым передником. Наверное, это и есть дочь хозяйки.
– Спасибо, – сипло отозвалась я и прочистила горло. – Тебе помочь?
Малышка качнула головой.
– Ты за стол садись… вон там, в углу, а я всё принесу.
Девчонка оказалась проворной и шустрой. По пути в кухню успела принять несколько заказов, протёрла столы влажной тряпкой, принесла мужикам пиво в тяжёлых деревянных кружках…
Поставила передо мной тарелку наваристого супа, гуляш, корзинку хлеба, кружку кваса и, пожелав приятного аппетита, умчалась работать дальше. И правда, умница. Хозяйка не преувеличила…
Я ела не спеша. Тщательно пережёвывала и не реагировала на косые взгляды, направленные на меня. Надеюсь Бернар Лойс не обманет и его человек завтра принесёт документы. Я же решила после обеда немного пройтись, про работу поспрашивать. Выгляжу конечно не лучшим образом, но не могу же я остаться на улице и без средств к существованию. Срочно нужно было искать место с проживанием.
Девчушка вернулась, когда я закончила и складывала грязную посуду на поднос.
– На вот… – смущённо произнесла она, ставя на лавку мягкие кожаные сапожки. – Подойти должны…
Я застыла, не зная, как реагировать.
– Спасибо… – вымолвила тихо, осторожно беря обувь в руки. – Я заработаю, отдам.
– Они старые уже… потёртые, – словно оправдываясь, произнесла она и, схватив поднос, умчалась в кухню.
Я вернулась в комнату и померила сапоги. Пришлись впору, стопа у меня маленькая, к счастью…
Выходить на улицу в одной рубахе было опрометчиво и глупо, но делать нечего. Одежды не было, разве что в покрывало замотаться, но тогда я точно работу не найду. Кто вообще возьмёт сумасшедшую?..
В постоялый двор вернулась ближе к ночи. Весь город обошла и всё без толку. Кому уже опытные работники требовались, кому документы вот сейчас подавай, а кто-то просто не хотел связываться с сиротой. Вдруг, я воровка какая…
Я шла к лестнице, прибывая в задумчивости, поэтому не замечала ни грязной ругани, ни похотливых взглядов уже подвыпивших посетителей.
– Эй, замухрышка! – окликнула хозяйка.
Я опустила ногу на ступеньку и обернулась через плечо.
– Добрый вечер, госпожа, – поклонилась учтиво.
– Руки мой и спускайся. Сейчас моя Марьяшка освободится, ужин тебе подаст. На мясо только не рассчитывай. Кашу поешь.
– Спасибо, госпожа, – улыбнулась в ответ и стала подниматься наверх.
Не знаю, что сказалось: моя усталость или моя забывчивость, но я слышала. Тонкий слух обострился до такой степени, что я стала различать голоса и слова, доносившееся из других комнат. Не сразу обратила внимание, но, когда осознала, поражённо замерла.
«Пожалуйста… не надо… отпустите… не надо…» – этот тоненький жалобный голос я узнала сразу.