Шрифт:
Annotation
Истина - истиной, но право весомей.
Минаков Виктор Александрович
Минаков Виктор Александрович
Занятная пикировка
Николай Перепелкин,
– Главный редактор забраковал, - пояснила девушка, принимавшая рукопись полторы недели назад, и, сочувственно улыбнувшись, вернула автору его сочинение.
Перепелкин рассказ считал неплохим, даже лучшим из того, что было им написано ранее, и отказ его озадачил. Он, как любой здравомыслящий автор, был не против критических отзывов. Он видел в критике несомненную пользу, и причины браковки профессионалом его лучшего произведения были тем более интересны. Николай Перепелкин захотел их узнать.
Главный редактор - Поспелов, сутулый седоволосый мужчина в массивных очках, был в кабинете один. Он сидел, откинувшись к спинке глубокого кресла, и думал о подступающем крахе. Спрос на газету упал, более половины ее последнего тиража из киосков возвратилось в редакцию. И так - постоянно. От банкротства спасала только реклама разной спекулятивной продукции.
Стук в дверь прерывает унылые размышления.
– Входите!
– разрешает редактор, надеясь увидеть заказчика или рекламы, или платного объявления.
Но входит Николай Перепелкин - надоедливый автор пространных критических измышлений.
Поздоровавшись, Перепелкин начинает с претензий:
– Мне в секретариате сказали, что вы лично запретили публикацию моего рассказа, и я очень хотел бы услышать причину...
– О каком рассказе вы говорите?..
Перепелкин передает редактору рукопись.
– Ах, этот...
Мельком взглянув на заглавие, Поспелов кладет бумаги на стол и говорит, поправляя очки:
– Написано грамотно, образно, хлестко, но не наш, к сожалению, формат...
"Подслащает пилюлю отказа, - думает Перепелкин.
– Причем здесь какой-то формат? Материал абсолютно газетный и по объему, и по тематике - поднят злободневный вопрос".
Николай Перепелкин почувствовал плохо прикрытую несправедливость, и вознамерился свое детище решительно защищать. Решительность эта проявилась и на его лице, и в фигуре, и он стал чем-то похож на котенка, прогнувшего спину при встрече с опасностью и сердито фырчащего на нее.
В мире диких животных существует жестокий закон: выживают сильнейшие. Слабых обижают, избивают, пожирают, клюют. Желание доконать слабого - обычное явление в дикой природе. Но оно стало сегодня заметно и в человеческом обществе.
Поспелов сам только что чувствовал свою обреченность, а тут перед ним оказался еще больший страдалец, страдалец уже потому, что - проситель. Проситель - значит слабак, и редактор, сказав о недолжном формате, высокопарно добавил:
– Никак-то вы, господин Перепелкин, не успокоитесь. Во всем-то вы ищите недостатки, недоделки, промашки...
Он осуждающе смотрит в глаза посетителю и продолжает с барственным снисхождением:
– Не любишь ты, Перепелкин, нашу страну, порочишь ее... И народ, и правительство... Выметаешь сор из избы, а у нас такое не принято.
Перепелкин горячо протестует:
– Ни народ, ни страну я никак не порочу!.. Я просто стремлюсь к улучшению жизни!..
Он вдруг подумал, что редактор находит его материал недостаточно убедительным, и стал восполнять убедительность своими эмоциями.
– Разве можно равнодушно смотреть, - говорит он с патетикой, - когда вокруг лицемерие, воровство и обман?!..
В глазах Поспелова при этих словах появился оловянный оттенок, какой случается у людей, опасавшихся быть втянутыми в публичный скандал; лицо его стало совсем отчужденным. Он медленно выдвигает ящик стола, берет из него лоскут замши, снимает с мясистого носа очки и начинает их тщательно протирать.
Перепелкин не мог не заметить перемену в редакторе и с беспокойством подумал: "А не ляпнул ли я сгоряча что-то лишнее?.. С этим господином надо быть осторожнее в выражениях". Но отступать было поздно: слово не воробей, и он стал искать в памяти доказательства для своих обличительных слов на случай, если придется их защищать в других ситуациях.
Доказательств оказалось так много, что тревога пропала. Они нашлись и в его же рассказе: в нем он, ссылаясь на достоверные факты, под орех разделывал местных чиновников за неразумные траты государственных средств и казнокрадство.
– А когда ворует начальство, - делает он логический вывод, - подчиненным, как говорится, туда вся дорога открыта. Одни воруют, потому что видят безнаказный пример. Другие - потому что боятся оказаться белой вороной среди стаи воров... Да и сам принцип рыночной экономики способствует воровству и обману. Он абсолютно чужд бескорыстию!
– заключил Перепелкин и тут же продолжил.
– Возьмем медицину. Лекарства поднялись до неимоверной цены... Не потому, что их стали делать из золота, а потому, что больные - самый беспомощный контингент!.. Их можно стричь, как овец, ничего не боясь. Врачи больше думают сейчас не о том, как лечить, а о том, как бы выкачать деньги с больного... Я сам был свидетелем одного из хитроумных поборов.
И он рассказал, как в больнице, в которой ему, простудившись, довелось оказаться, заведующая отделением через палатных врачей вынуждала больных покупать биологические добавки, иначе, мол, лечение будет неэффективным. Плакатами о пользе добавок были обвешаны стены больницы. А польза от них была только заведующей: она заключила договор с фармацевтической фирмой, по которому имела хороший процент от реализации ее продукции. И усиленно сбывала ее, используя свое положение.
Перепелкин привел еще ряд примеров приобщения врачей к не врачебному предпринимательству, утверждая, что все эти случаи происходили или с ним лично, или с людьми, которых он знал и которым "доверял как себе".