Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг
Шрифт:
Вдруг резко подскочил татарин Мунусов:
— Мы — крымские татары, родина наша — Крым!!! Какая нафиг интернациональная дружба?! Нас угнетают. Нас Сталин выгнал оттуда, переселил в Среднюю Азию. Отдайте наши земли!
У капитана Лакина от страха и неожиданности отвалилась челюсть. Его глаза, как прожекторы, носились с бешеной скоростью, сканируя пространство.
— Садись, боец, не шуми, разберемся. Занятие окончено.
Я был шокирован. Лакин капитулировал, не привел ни одного аргумента. Позорно бежал с поля боя. Замалчивание проблем приводит лишь к ухудшению. Кстати, никаких последствий для Мунусова его выступление не имело. Более того, спустя несколько месяцев он хвастался,
— Лакин — алкаш, продажная собака. Деньги просил у отца. Ишак безродный. Я все равно поеду служить на свою родину — в Крым! — и громко рассмеялся.
Действительно, совпадение или нет, но Мунусов после окончания учебки поехал служить в Крым.
Где сейчас Мунусов? Крым, пропитанный кровью русских солдат и матросов, по капризу Н. С. Хрущева отошел к Украине. Сейчас крымские татары самовольно захватывают земли, ведут себя агрессивно по отношению к русскому населению с молчаливого согласия Киева. К чему это может привести? Ни к чему хорошему. Вспомним Косово. Исконно сербская земля. Но пришлых албанцев год от года становилось больше, чем сербов (рождаемость у них значительно выше, чем у сербов, как, впрочем, и у крымских татар детей рождается больше, чем у русских и украинцев). В начале 2008 года, в нарушение международного права, США и их союзники признали независимость Косово.
Как в сказке о лисе и зайце. Пустивший лису заяц был изгнан из своего домика. Как и тысячи сербов стали изгоями, людьми, лишенными своей родины.
У меня появились командиры. Во главе части стоял недосягаемый для нас, смертных, «полубог» — товарищ полковник Муратов. Солдатский «телеграф» предавал, что встреча с ним не предвещала ничего хорошего для служащего. Командиром нашей роты был майор Тасецкий. Строгий, хмурый, никогда не улыбался. Когда он кричал, рот его перекашивало, как от нервной судороги. И вот, угораздило меня попасть ему в черный список. В армии, как, впрочем, наверное, и везде, существует правило — раз зарекомендовал себя с негативной стороны, и этот отпечаток может сохраниться надолго.
Я с первых дней службы явно не понравился нашему «вождю». А дело было так. В один из декабрьских дней наш взвод изучал устройство авиационной пушки ГШ-23. Вдруг в наш класс ворвался майор Тасецкий.
— Уроды, бля, в две шеренги становись, бля. Равняйсь, бля, смирно, вольно, бля. Первая шеренга два шага вперед марш, бля. Кругом, бля. Ну что, уроды, бля, допрыгались, бля, — личный досмотр, бля!
У меня в нагрудном кармане гимнастерки лежал блокнот с адресами близких, друзей. Незадолго до этого я переписал у своего сослуживца количество предстоящих дней службы (730), часов и секунд. Сделал я это без всякого злого умысла, мне просто показалось интересным, и даже представить не мог, что эти записи сыграют не последнюю роль в моем положении. Но другого мнения был наш ротный. Обнаружив мою книжицу, он наткнулся на «крамольные» записи. Его лицо покраснело, нижняя губа затряслась, он начал кричать, что я негодяй, не успел прибыть в армию, а уже считаю дни.
— Урод, бля, как твоя фамилия?
— Суверов.
— Это залёт, бля.
После этого до конца учебки отношение ко мне командира роты, да и командира взвода, было негативным, хотя крупных нарушений (самоходы, алкоголь, побеги и т. д.) я не совершал. Стал «мальчишом-плохишом», мечтавшим, как думал ротный, «сбежать, бля, из армии, бля».
Заместителем командира роты по воспитательной работе (замполитом) был капитан Лакин. Выглядел он всегда каким-то помятым, побитым слегка жизнью. Замполит злоупотреблял спиртными напитками, и иногда по утрам его голова напоминала огромный морщинистый помидор с вращающимися в разные стороны, как у рака, глазами.
Тихий, спокойный, полноватый, он никогда не кричал на солдат, казался нам добрым и справедливым. Но эта «доброта» была напускной. Все солдатские жалобы немедленно «докладывались» руководству. Многие солдаты очень пожалели, открыв свои души «добренькому дяде». Были у него и свои люди в роте — «стукачи», которые периодически «сливали» информацию. Короче, нашего замполита следовало также обходить подальше, стороной, а свои проблемы решать самому.
С командиром взвода старшим лейтенантом Ватрушкиным отношения у меня были натянутыми. Его неприязнь ко мне проявлялась в течение всей службы, зачастую цеплялся по пустякам. Старший лейтенант Ватрушкин в мае 1988 года после «шмона» обнаружил в моем нагрудном кармане фотографию, где я сфотографировался в форме, держа руки в карманах. Эта фотография сильно рассердила Блина (так его называли). Он разорвал ее перед строем. (Эта фотография напечатана в начале книги.)
— Ты нарушаешь форму одежды, подонок! За это наряд вне очереди, — прошипел он. — Ты у меня калом пропахнешь!
Все эти «влёты», безусловно, повлияли на мое дальнейшее распределение — на Дальний Восток.
Отправка на восток считалась не лучшим местом дальнейшей службы после окончания ШМАСа (школы младших авиационных специалистов). Престижно было служить на Украине, особенно в Крыму, на военных базах в зарубежных странах (Германия, Венгрия и т. д.), в Москве и других цивилизованных местах с благоприятным климатом.
Тяжелейшие условия службы были, конечно, в Афганистане, там шла война. Сразу после нашего приезда в учебку какой-то капитан прямо объявил: кто будет плохо служить — попадет в Афганистан. Хотя многие из солдат хотели служить там. В нашем взводе обсуждалась возможность написать коллективный рапорт на службу в Афгане. Но руководство нашей страны уже приняло решение о выводе советских войск из Афганистана. Поэтому распределения туда весной 1988 года из нашей учебки уже не было, ведь 40-ю армию полностью вывели из Афганистана уже в феврале 1989 года.
Вторым из «худших» мест службы была Чита. Как любил говорить майор Тасецкий — «отправлю вас в Читу, бля, чтобы задница к бетонке примерзала, бля. В Читу, бля, в Читу, бля, в Читусловакию, бля. Загранка, бля. Уроды, бля».
Рейтинг тяжести армейской службы продолжали Сибирь и Дальний Восток. Конечно, служить в Сибири мне хотелось — ближе к дому. Но служить близко с Барнаулом, на мой взгляд, — значит, больше скучать. А так, чем дальше служишь, тем меньше тянет домой.
Дальний Восток представлялся мне местом каким-то романтическим: Камчатка, Тихий океан, красная икра, гейзеры, сопки, рукой подать до Китая, Японии, обеим Кореям, США. Этот интерес подогрел один из наших преподавателей в учебке, прослуживший много лет на Дальнем Востоке. На наших занятиях, где мы изучали устройство различных авиационных бомб, он иногда рассказывал нам интересные истории о своей службе.
Часто, ближе к выпуску, мы с другом Игорем Кудашевым (Гогой) из города Коркино Челябинской области, мечтали о совместной службе где-нибудь на краю нашей могучей Родины. Так и получилось. Но на пересылке в Хабаровске в июне 1988 года мой товарищ поехал служить в Амурскую область, а я — в Приморский край. Больше мы не виделись, на мои письма он почему-то не отвечал. Как у тебя сложилась жизнь, Гога? Хотелось бы верить, что всё нормально.
Заместителем командира взвода был сержант Сладкий, уроженец Приморского края, спортсмен, он учился в Уссурийском педагогическом институте и был нормальным, справедливым командиром.