Западня Данте
Шрифт:
— Что вы ищете? И умоляю вас, быстрей!
Пьетро, тоже ощущая растущее напряжение, еще несколько секунд сражался с замком и издал победный крик, когда тот поддался.
Он выдвинул ящик. Не представляющий интереса мусор… Нож для разрезания бумаги… И перевязанный пурпурной лентой свиток пергамента. Пьетро придвинул канделябр и развернул пергамент на лежащей на столе кожаной подставке.
И не понял, что у него перед глазами.
Какой-то… план, покрытый виньетками, математическими символами, стрелками, направленными во все стороны. Расчет углов и гипербол, изображение фасадов неизвестных вилл, будто наброски спятившего архитектора. Расплывчатые изображения строений рядом с умелыми чертежами, сделанными по линейке, с хаотично разбросанными формулами. Пьетро прищурился. Два слова привлекли его внимание. «Паноитика» и особенно второе, написанное едва заметно на полях, словно карандаш или перо едва касались пергамента, но тем не менее каллиграфически:
Он едва не вскрикнул, но, бросив взгляд на Анну, сдержался. Она вздрогнула.
Снизу послышался шум.
Анна в полной панике обернулась к Виравольте:
— Он вернулся!
Свеча в ее руке дрожала.
У Пьетро на раздумья было всего несколько секунд. Он рывком задвинул ящик, оставив там таинственный план. И принялся закрывать защелку замка. Анна, дрожа все сильнее, умоляюще глядела на него:
— Пьетро, ради всего святого!
Лоб Черной Орхидеи покрылся испариной.
— Сейчас, сейчас, — шептал он с зажатой в зубах булавкой. Второй булавкой ковырял в замке.
На лестнице послышались шаги.
— Анна? — раздался глухой голос, отлично знакомый Виравольте. — Анна, ты не спишь?
В глазах женщины плескался ужас. Канделябр дрожал в ее руке, грозя вот-вот выпасть.
— Сейчас… Пьетро!!!
— Анна?
Послышался щелчок. Пьетро поднял голову, отодвинул кресло от стола и задул свечу. Анна, приподняв подол сорочки, бегом пересекла кабинет, и они с Пьетро исчезли в будуаре в тот самый миг, когда Оттавио открыл смежную дверь. Сенатор на мгновение замер на пороге, настороженно прищурившись. Потом потер двойной подбородок и двинулся вперед.
Анна с Пьетро пересекли будуар, и Черная Орхидея поспешил к балкону. Но прежде чем перелезть через перила, повернулся к Анне и крепко обнял, прижавшись губами к ее рту:
— Мы еще увидимся, обещаю! Я люблю тебя!
— Люблю тебя! — выдохнула она.
Оттавио открыл дверь.
Плащ Пьетро метнулся через перила и растворился во тьме.
— Все в порядке, мой ангел? — с подозрением спросил Оттавио.
Стоявшая на балконе Анна повернулась. В небе появилась бледная луна. Ветерок играл занавесками. А на лице Анны Сантамарии сияла чудесная улыбка.
Песнь XI
Бал у Викарио
Основным проявлением Зла в политике является ложь. Но поскольку Злу присуще хитроумие, ложь одновременно является и основой, и сутью политики: многие полагают, что лгать необходимо либо ради спокойствия народа, либо для того, чтобы народ в силу своего положения не смог чинить властям препятствий. Именно по этой причине любой режим действует по принципу одурачивания, начиная с обещания счастья и процветания, от выполнения которого власть потом всяческим образом уклоняется с невероятной ловкостью и умением. Утопическое заявление об отстаивании общих интересов как нельзя лучше соответствует стремлениям и чаяниям олигархических кланов, пекущихся лишь о своих собственных интересах. Сегодня я заявляю, что Афины мертвы и остался только человеческий эгоизм. Разве не Сатана является отцом лжи? И именно поэтому ему так комфортно в прихожих сильных мира сего.
Ландретто поджидал Виравольту на гондоле, которая должна была доставить их на виллу Андреа Викарио. Бал был костюмированным, и при других обстоятельствах Пьетро с удовольствием приударил бы за кем-нибудь, ну, или хотя бы поразвлекся, как в старые добрые времена. Но перспектива встречи с Эмилио Виндикати, переодетыми агентами Уголовного суда и недавно прибывшим послом Франции его мало радовала. Иностранные дипломаты в более или менее скрытой форме часто высказывали желание поучаствовать в празднованиях и полюбоваться красотами Венеции. Кстати говоря, город всегда поощрял такие вещи, потому что ассоциирующиеся с Венецией мечты об удовольствиях и счастье издревле лежали в основе ее репутации. В 1566 году был даже составлен каталог двухсот «самых достойных куртизанок Венеции» с адресами и расценками этих дам. Этот каталог давно уже циркулировал из-под полы даже в высших эшелонах власти. И сам Генрих III в свое время позволил себе воспользоваться услугами одной из дорогих куртизанок, Вероники Франко, дабы скрасить пребывание в Светлейшей. Дож, согласно этикету, естественно, не мог принимать участие в этих получастных-полуофициальных торжествах. И если прибытие нового французского посла совпало с празднованием Вознесения, это не повод забывать о государственных делах — собственно, к обсуждению текущих дипломатических проблем уже приступили. Обычно представителям других стран сразу по прибытии предоставляли роскошную парадную гондолу. Французам дали «Негронну». Но она появится только в разгар празднования Вознесения, когда посол будет присутствовать на официальных торжествах вместе с дожем. Высадившись в лагуне, Пьер-Франсуа де Вилльдьё — так звали посла — поспешил направить своего обер-камергера к шевалье дожа, дабы испросить аудиенцию и передать приветствие. Затем его секретарь представил сенату меморандум с инструкциями и копию верительных грамот. Данная церемония неизменно выполнялась тщательнейшим образом. После заговора Бедмара в прошлом веке патриции не были склонны поддерживать какие-либо связи с иностранными дипломатами, помимо официальных встреч на заседании Коллегии, советов или сената. И этим же объяснялось, почему дож и сьер де Вилльдьё настаивали на том, чтобы первые организованные для посла развлечения прошли без извещения широкой общественности о передвижениях уважаемого посла. Этому также способствовали тайные замыслы дожа и сложившееся чрезвычайное положение. Пьер-Франсуа де Вилльдьё весьма благосклонно отнесся к этой несколько пикантной игре, которую сам же отчасти и затеял, и потому весьма охотно принял в ней участие. Он взял с собой своего протеже, Эжена-Андре Дампьера, который намеревался вскоре выставить в базилике Сан-Марко свои полотна, привезенные в дар Венеции.
Пьетро весь день обрабатывал сведения, полученные на данный момент Советом десяти и Уголовным судом, однако не слишком продвинулся в расследовании. Отвратительное ощущение бега по кругу лишь добавляло ему тревоги и раздражения. А в довершение всего он еще вынужден тащиться на банкет соответственно одетый. Черная с золотом маска на лице, шляпа с белым пером и цветастый редингот. Виравольта походил на Арлекина и экзотических птиц, которых ему довелось видеть во время былых константинопольских перипетий в турецкой сельской местности, когда он плавал у восточных берегов и встречал великих путешественников. Шпагу и пистолеты Пьетро прихватил с собой, а заодно и кинжал, спрятанный за голенищем сапога. Ландретто, как обычно, будет ждать его возвращения на гондоле. Но ночь обещает быть долгой.
Гондола мягко причалила возле ведущей к вилле лестницы. Когда она перестала покачиваться, Пьетро сошел на берег. Лодки прибывали со всех сторон. Напудренные мужчины и женщины в париках и масках со смехом причаливали у виллы. Господа помогали красавицам сойти с гондолы и уводили их в дом. Слуги в ливреях с факелами в руках поджидали гостей. Вход, по краям которого сидели поставленные сюда Викарио по случаю бала львы, украшали гирлянды. Пьетро посмотрел на богатое жилище. Настоящий дворец с элегантными балконами и карнизами то в готическом, то в мавританском или византийском стиле. Чей-то полет вдохновения позволил смешению этих разных стилей создать прекрасный фасад, равному которому нет в Венеции. Чуть дальше, справа, Пьетро разглядел фронтон и стену знаменитой эзотерической библиотеки, где он ознакомился с омерзительными опусами и копией «Ада» Данте.
Сделав знак Ландретто, он направился в дом.
Это был другой мир. Вошедший попадал в вестибюль, украшенный внутренним фонтаном, напоминавшим атриум древнеримских домов. Здесь слуги проверяли личность гостей, принимали у них лишнюю одежду и подарки, предназначенные хозяину дома. Сам Андреа Викарио, облаченный в черный с серебром костюм и маску в виде солнца, которую он снимал, приветствуя гостей, отвечал на комплименты и предлагал вновь прибывшим погрузиться в придуманный им мир. Неподалеку от хозяина виллы Эмилио Виндикати, в жилете, плаще и рыжих панталонах, в маске льва и с крыльями на спине, тоже следил за потоком венецианцев, приглашенных на банкет. Увидев его в таком виде, Пьетро на мгновение заколебался. Он оказался в неловком положении: вопреки запрету наставника он вышел за отведенные ему рамки и все же отыскал Анну Сантамарию. Эмилио ведь оказал ему доверие. Запрет был ясным и четким, и свобода Черной Орхидеи зависела от данного обещания. И все же совершенно необходимо рассказать Эмилио о том, что Пьетро обнаружил в кабинете сенатора. Оттавио определенно замешан в этом деле. Виравольта еще немного помедлил… Да, надо поговорить с Виндикати… При первой возможности. И не важно, если попутно придется признаться в своем проступке. В конец концов, это такая малость в сравнении с тем, что поставлено на карту, к тому же никто никого не убил. Но время еще не подошло. «Завтра. Я поговорю с ним завтра». Черная Орхидея вздохнул и направился к Виндикати. Они заранее сообщили друг другу о своих костюмах. Мужчины обменялись взглядами, сочли наряды дурацкими, но не стали развивать эту тему. У них были дела поважнее. Пьетро направился прямиком к Эмилио, который представил его Андреа Викарио. Тот молча улыбнулся и кивнул. Затем Эмилио отвел Виравольту в сторону:
— Посол уже здесь, Пьетро. Ты его не пропустишь, он в костюме павлина, который ему весьма подходит, уж поверь. Как и мы, он балансирует между величием и законченной дуростью… Его художник в белой тоге и лавровом венке. Эти французы от скромности не умрут, верно? И в этом их шарм. Карнавал, Пьетро! Дож под мощной охраной во дворце. А здесь у меня десять человек, сохраняющих, как и ты, полную анонимность. Смешайся с гостями и держи ухо востро.
— Хорошо, — кивнул Пьетро.