Западный рубеж
Шрифт:
— Ладно, потом расскажешь. На тебе, прости, что на «ты», охрана штаба. Стреляй всех чужих, кто полезет. Понятно?
— Так точно.
— А парня можешь развязать, — вспомнил я о Петухове.
Подхватив винтовку, выскочил в тамбур, скатился вниз и опрометью ринулся в сторону сцепки бронепоезда с грузопассажирским составом, откуда доносился шум, и слышались редкие выстрелы.
А там уже вовсю шла рукопашная схватка. Непонятные люди в драной военной форме и крестьянской одежде пытались атаковать моих бойцов — красноармейцев и остальных, которые «неблагонадежные».
Бойцы
Пожалуй, не зря я перед самым отъездом распорядился выдать оружие своей «команде». Правда, не всем. Семенцову с Новаком не дал. Новака что-то не видно. А уголовник… Вон, легок на помине. Семенцов, выделяющийся на общем фоне некогда белоснежным, а теперь изгвазданным нижним бельем, отмахивался лопатой от какого-то крепыша в крестьянском армяке, вооруженного винтовкой со штыком.
Молодец, уголовник, дерется, не сбежал, но лопатой работает хреново, а ведь ею можно чудеса творить. Машет из стороны в сторону, вместо того чтобы ткнуть в лицо противника. Надо было не мародерствовать, а боевой подготовкой заниматься. А так ведь уделают, нефиг делать. Вон, мужичина уже выбил у него лопату, а теперь готовится пырнуть бандита (моего бандита, между прочим) штыком. Оттеснив плечом Семенцова, отбил острие, летящее прямо в лицо и, в свою очередь, ударил противника прикладом в скулу. Звука не услышал, скорее, почувствовал, как окованный сталью затылок приклада сминает мягкую кость, вбивая ее внутрь черепа.
— Благодарствую, гражданин начальник, — поблагодарил меня фальшивомонетчик и бандит. — Должен буду.
Он еще и морду благостную состроил.
— Сочтемся, — в тон Семенцову отозвался я, отыскивая взглядом того, с кем нужно сойтись.
Но, похоже, что сентенция «порядок бьет класс», снова сработала. А тут еще в спину нападавшим ударили те, кого Карбунка отправил в обход, и неизвестные принялись отступать в лес, оставляя нам мертвецов. Кое-кто пытался уности с собой и раненых, но в большинстве своем их просто бросали.
Ко мне подбежал Карбунка.
— Товарищ Аксенов, вы зачем вылезли? Без вас бы управились.
— Как вернемся в Архангельск — двадцать суток ареста, — мрачно пообещал я, хотя и не знал, когда вернемся. Стало быть, теперь обязательно придется возвращаться, чтобы не нарушать слово.
— Слушаюсь, — вздохнул Карбунка, делая вид, что очень расстроен. Потом деловито спросил: — С телами что будем делать?
— Покойников на платформу, раненых в вагон, — распорядился я. Потом спросил: — У нас потери большие?
— Убитых нет, это точно. Про раненых пока не скажу, уточню.
Скоро выяснилось, что у Ануфриева ранено пятеро. Один тяжело, не выживет. Из
А вообще, все плохо. Мы еще и от Архангельска не отъехали, а уже потери. Этак пока до Польши дойдем, половину личного состава растеряю.
— Что у нас есть поблизости?
— Няндома скоро, — сообщил Карбунка.
— Няндома… Сейчас она чья?
Вопрос, вроде бы странный, но я не помнил — это еще Олонецкая губерния или уже Вологодская? Но Карбунка все понял.
— Станция Няндома Вологодской губернии.
На станции должен быть фельдшер. Впрочем, по нынешним временам его может и не быть. Минус мне с занесением в личное дело и в грудную клетку. Почему не озаботился отыскать для командировки врача или какого-нибудь медика? Постеснялся, посчитав, что врачей в Архангельске и так мало.
— Трупы сгружаем в Няндоме, раненых в Вологду, сдадим в губчека, — решил я.
Бойцы деловито принялись сносить раненых в одну сторону, убитых в другую. Выяснилось, что нападавшие потеряли пятнадцать человек убитыми и пятерых ранеными. Но кого-то унесли с собой, так что цифры неточные.
Ко мне подошел Александр Петрович. Встав перед лицом начальника по стойке смирно, старый вояка по-старомодному спросил:
— Товарищ начальник, разрешите обратиться?
Эх, куда как проще, если бы Петрович сейчас сказал «товарищ полковник», а я бы отозвался «слушаю, товарищ капитан», но пришлось ответить иначе:
— Обращайтесь, товарищ Исаков.
— Я одного из нападавших узнал, — кивнул Исаков в сторону тел.
— Один из ваших беглецов? — догадался я.
Александр Петрович поморщился. Явно он не считал «своим» беглеца из Холмогорского лагеря, но и отказываться от своего бывшего сотоварища тоже не хотел.
— Вы в пехоте служили, товарищ начальник губчека?
— Так точно, товарищ штабс-капитан, — усмехнулся я.
— Не нужно паясничать, — насупился Исаков. — Мне мое звание не по знакомству досталось.
— А я что, разве против? — пожал я плечами. — Когда-нибудь снова вернутся и капитаны, и подполковники. Только обращаться станут не господин, а товарищ.
Александр Петрович оглянулся — не слышит ли кто, спросил:
— Вы сами-то кто? Прапорщик или подпоручик?
И этот туда же! Ну почему не поручик? А если сказать, что я вообще полковник? Ага, полковник ФСБ из две тысячи двадцатого года. Ладно, пусть подполковник.
— Нижний чин, вольноопределяющийся, — хмыкнул я.
— Странно, — пожал плечами Исаков, но развивать свою мысль не стал, да и не до разговоров пока.
Так, здесь, кажется, все в порядке. Проведя быстрый осмотр, убедился, что весь личный состав на месте, никуда не делся. Новак и электрик возятся со своими «гаджетами». Может, они и нападения не заметили?
А что у нас с пассажирами?
Взяв в качестве сопровождающего Никиту Кузьменко, пошел проверять. Проводник пассажирского вагона испуганно таращился сквозь окно, но, завидев меня, открыл дверь и спустил подножку.