Западный ветер - ясная погода
Шрифт:
29 августа 1941 г. был подписан договор между королем Лаоса и правительством Франции. В качестве компенсации за потерянные земли королевство Луангпрабанг получило три другие лаосские провинции, королевский совет был преобразован в совет министров (что никак не изменило его состава - он состоял из родственников короля и придворных высокого ранга) и французское правительство увеличило на 60 % ежегодную дотацию королю. Аналогичный договор был подписан с Камбоджей. Попытки Франции удержать на своей стороне феодальную верхушку и чиновничество этих стран были более успешными, чем ее политика во Вьетнаме, так как угроза Лаосу и Камбодже со стороны Таиланда была не пустым звуком и защитить их от дальнейших посягательств могли лишь французы,, какими бы слабыми их позиции в то время ни казались. Поэтому в годы войны французы выступали как сторонники местного патриотизма, как щит против притязаний Таиланда. Французские чиновники получили указания создавать молодежные и иные патриотические организации, опираясь на "приличных" молодых людей, получивших образование во Франции, для "пробуждения национального духа и осуществления морального объединения страны".
Политика французской администрации оказала определенное влияние на дальнейшие судьбы этих стран. С одной стороны, была укреплена профранцузская прослойка местных обществ, с другой - дан толчок росту национализма и стремлению к независимости.
Оккупировав большую часть Камбоджи и Южный Лаос, японцы способствовали развалу экономики этих стран, ломая, как и повсюду в регионе, привычные связи и в то же время ничего не давая взамен. Даже в относительно слабо затронутой войной Камбодже за время войны объем сельскохозяйственного производства упал на 30 %. Лишь на севере Лаоса, куда японские гарнизоны не были введены до 1945 г., французские власти оставались практически единовластными хозяевами. Но и здесь не обошлось без перемен в экономике, причем весьма своеобразных. Для того чтобы как-то поддержать рушащееся здание финансовой системы колонии и получить средства для содержания армии и административного аппарата, французы решили стимулировать расширение плантаций под опиумным маком. Для привлечения крестьян были резко подняты закупочные цены. Это привело к тому, что опиумный мак стал основной культурой на севере Лаоса, вытеснив культуры продовольственные - рис и кукурузу. Горные районы стали зависеть от поставок продовольствия извне, и в то же время население их включилось в систему мировой контрабандной торговли опиумом, центром которой Лаос оставался и в течение ряда послевоенных лет.
Правовые основы жизни в "сфере сопроцветания" несколько варьировались от страны к стране, но их главный принцип - подавление любых свобод, жесткий контроль и господство страха - был единым во всей Юго-Восточной Азии. Пожалуй, в наиболее законченной форме эта система действовала в Индонезии, прежде всего на Яве.
5 августа 1942 г. Ява была разделена на пять "ею" - провинций. Аппарат этих провинций был укомплектован японцами, которые имели полную власть над населением провинции и местными органами администрации, в которых трудились и индонезийские чиновники. Еще раньше, в мае того же года, были отменены все существовавшие суды и введена система судов военной администрации. Суды эти были фактически военно-полевыми и заседали под председательством японских офицеров. В ведение этих судов попадали в первую очередь преступления и проступки, которые могли угрожать японскому господству. Например, пользование радиоприемниками было запрещено под страхом смерти. Население должно было знать о событиях в мире лишь то, что считали нужным сообщить оккупанты, которые вскоре после захвата страны организовали издание нескольких газет на японском и малайском языках. То, что индонезийцы никак не могли всерьез воспринять запрет на пользование приемниками, вело к трагедиям. В июле 1942 г. был опубликован первый приговор военно-полевого суда по делу о пользовании радиоприемниками: виновные были приговорены к смерти и заколоты штыками. Подобные приговоры выносились в течение всего времени оккупации, и от них погибло немало людей.
Индонезийцы могли участвовать в системе судопроизводства лишь в уголовных судах низшего разряда, причем и там на каждом заседании должен был присутствовать японский жандарм, который чаще всего не только наблюдал за ходом суда, но и сам выносил такой приговор, какой считал нужным. Приговоры были чрезвычайно жестокими, даже за самые мелкие проступки полагались телесные наказания, которые совершались публично или в полицейских участках. Вся система судопроизводства была направлена на запугивание населения. Нарушалась связь между масштабом проступка и наказанием за него, которое всегда было преувеличенно жестоким. Японская система подчинения авторитету, перенесенная на индонезийскую (бирманскую, филиппинскую) почву, дала уродливые плоды, ибо японские чиновники и капралы, воспитанные в обстановке постоянного унижения и побоев, с наслаждением подвергали подобным унижениям покоренных "братьев", совершенно не учитывая ни обычаев, ни национального характера народов, у которых система подчинения авторитету строилась на совершенно иных ценностях и правилах.
Другим способом контроля над населением была организация под эгидой японцев (и опять-таки по японским образцам) молодежных, спортивных и прочих союзов и ассоциаций, членам которых старались привить (также бестактно и грубо) идеи величия Японии. Например, с 1943 г. существовал Союз молодежи Явы, куда сгоняли школьников и подростков. Во всех населенных пунктах острова создавались отряды этого союза, сведенные в батальоны, в которых под руководством японских надсмотрщиков и офицеров проводилась военная подготовка, шли занятия спортом и обязательное обучение японскому языку. Спортивная организация должна была объединить всех спортсменов - представителей наций "Великой Восточной Азии", перед женской организацией ставились задачи обеспечения нужд японской армии и воспитания детей в духе преданности императору. Все работники искусств, врачи, журналисты были объединены в союзы под строгим наблюдением и руководством японцев, которые заранее составляли все резолюции на соответствующих митингах и писали все речи на собраниях для руководителей этих организаций. Не были забыты и мусульмане. Уже летом 1942 г. была создана первая мусульманская организация, получившая после ряда преобразований название "Консультативный совет индонезийских мусульман" Машуми. Организация была довольно представительной, и при ней даже существовала "Армия аллаха", члены которой проходили военную подготовку, хотя оружие им и не выдавалось. В целом и эта идея плодов не принесла, ибо как защитники ислама японцы выглядели неубедительно.
С созданием новых организаций все ранее существовавшие союзы были разогнаны и запрещены и, что более чувствительно, была ликвидирована хотя и недостаточно развитая, но важная для Индонезии система колониального образования. Большинство средних школ было закрыто, так как их помещения нужны были под казармы, практически все высшие учебные заведения постигла та же участь: закрылись юридический и медицинские колледжи в Джакарте, сельскохозяйственный и технический колледжи. Оставшихся студентов старались затянуть в Союз молодежи и заставить маршировать и распевать японские военные песни, надеясь таким образом ликвидировать студенческое общение, порождавшее вольнодумство и оппозиционные настроения. Однако в конечном счете для интересов Японии эти меры ничего не дали, скорее принесли отрицательный эффект. Так, Союз молодежи стал одним из оплотов индонезийского национализма в порабощенных казарменных коллективах вырабатывались ненависть к японским капралам и чувство единства. Да и вообще молодежь в батальонах Союза со значительно большим увлечением обучалась обращению с оружием, чем японскому языку и японским песням.
Предложение, с которым обратился к японцам Сукарно после провала их затеи с движением "Тига-А", - создать новую массовую организацию, призванную мобилизовать индонезийский народ "для помощи Японии", - было принято военной администрацией далеко не сразу. Исходило оно хотя и от популярных в стране, но радикальных политиков, и, разумеется, генералы предпочли бы обойтись без Сукарно. Однако альтернативы не было, потому что политическая партия - не молодежный союз, для организации которого можно было командировать тысячу капралов.
8 декабря 1942 г. на торжественном празднестве, посвященном годовщине победы в Перл-Харборе, генерал Имамура публично объявил о предстоящем создании национальной индонезийской партии. Эта партия была официально основана 3 марта 1943 г. и получила название "Путера", имевшее двоякий смысл. Для японцев название расшифровывалось как сокращение от слов "Пусат тенага ракьят" - Центр народных сил. Для индонезийцев оно звучало и как "сын отечества", указывая на национальный и патриотический характер движения.
Разумеется, Путера находилась под неусыпным японским контролем, но формально руководили партией Сукарно и три его заместителя - Хатта, Мансур и Деванторо. Основными задачами Путеры объявлялись создание "Великой Азии", обучение борьбе с трудностями военного времени, углубление понимания между японцами и индонезийцами и т. д. Японцы не хотели рассматривать создание Путеры как шаг к независимости Индонезии, для индонезийцев же это была легальная возможность организации. Индонезийским националистам казалось также, что, если японцы будут доверять Путере, через нее можно будет оказывать влияние на их решения и облегчать положение народа.
Как и рассчитывали японцы, Путера стала их помощником в деле выколачивания поставок для армии и организации трудовых отрядов. Сукарно и Хатта разъезжали по стране, уговаривая индонезийцев питаться кукурузой и рассказывая о том, как плохо живется народам в странах антифашистского лагеря. Нельзя сказать, что такие выступления способствовали росту популярности лидеров национализма, но Сукарно рассчитывал, что оккупация продлится недолго, Япония обязательно потерпит поражение и ее войска уйдут из Индонезии. Именно тогда и наступит время для независимости, к которой следует быть готовыми. "Мы безоружны, говорил он.– Вот почему мы не должны открыто выступать против них". Сукарно полагал, что деятельность японцев в Индонезии, в том числе их попытки выстроить индонезийцев по ранжиру и приучить к казарменной дисциплине, в конечном счете принесет пользу лишь националистам. Добиться независимости от Голландии, пройдя школу японской оккупации, будет куда легче. Кроме того, можно было предположить, что, по мере того как дела держав Оси на фронтах будут идти все хуже, японская политика в Индонезии будет изменяться в сторону либерализации и заигрывания с индонезийцами. От трезвого взгляда Сукарно не укрылось то, что судьбы войны решаются в первую очередь на полях Европы и что разгром фашистов под Сталинградом значит для Индонезии значительно больше, чем победы японцев в Аракане, о которых шумела японская пропаганда.