Запах соли, крики птиц
Шрифт:
Предстоящий вечер вызывал у Калле крайне мало энтузиазма. Уффе приволок двух телок, торчавших за дверьми клуба, и теперь всячески пытался их очаровать, насколько это было в его силах, а очарование этого типа, надо сказать, оставляло желать лучшего.
— И кто вам кажется самым крутым? — Уффе приобнял блондинку и придвинулся чуть поближе. — Наверное, я? — Он со смехом ущипнул ее за бок, услышал в ответ восхищенное хихиканье и, приободрившись, продолжил: — Ну, особой конкуренции у нас нет. Я тут единственный стоящий мужик. — Он глотнул пива прямо из бутылки и потом указал ею на Калле. — Возьмем, к примеру, его. Типичный стокгольмский щеголь с котлетой на голове и прочим прикидом. Ничто для таких классных девушек, как вы. Да будет вам известно, такие способны только вытаскивать папашины кредитки. — Девушки снова захихикали. — С другой стороны, Мехмет. — Уффе указал
Он напряг плечи и попытался засунуть руку блондинке под кофту, однако та сразу разгадала маневр и, бросив испуганный взгляд на направленную на них камеру, тихонько оттолкнула дерзкую конечность. Уффе, казалось, на мгновение огорчился, но быстро оправился от неудачи. Девчонкам просто нужно время, чтобы забыть о присутствии камер, а потом путь будет открыт. В эти недели он поставил себе целью немного — а еще лучше побольше — покувыркаться под одеялом в прямом эфире. От такого, блин, становятся легендой. Он ведь был чертовски близок к этому на острове, и наберись та недоделанная телка из Йокмокка чуток побольше, все бы сработало. Его это по-прежнему злило, и он рвался к реваншу.
— Уффе, блин, дай нам немного покоя. — Калле чувствовал, как раздражение нарастает все больше.
— Что значит, покоя? — Уффе вновь попытался просунуть руку и на этот раз продвинулся чуть подальше. — Мы здесь не ради того, чтобы сидеть спокойно. А я-то думал, ты у нас главный любитель вечеринок! Форму, что ли, потерял или можешь тусоваться только в стокгольмских кабаках? — В голосе Уффе слышался сарказм.
Калле посмотрел на Мехмета в поисках поддержки, но тот, казалось, полностью погрузился в чтение фэнтези. Калле вновь почувствовал, как его достало это дерьмо. Он никак не мог понять, зачем вообще в это ввязался. «Робинзон», разумеется, совсем другое дело, но это! Сидеть взаперти с такими придурками! Он демонстративно надел наушники, улегся на спину и стал слушать музыку в своем плеере. Громкий звук милосердно заглушал болтовню Уффе, и Калле дал волю мыслям. Они неумолимо возвращали его назад. Сперва шли самые ранние воспоминания — картинки из детства, зернистые и скачущие, словно фильм, снятый на восьмимиллиметровой пленке «супер». Он бежит прямо в объятия мамы. Запах ее волос смешивается с ароматом травы и лета. Обнимающие его руки создают ощущение полной защищенности. Вот смеется отец. Смотрит на них с любовью, но вечно куда-то торопится, бежит. У него никогда нет времени, чтобы остановиться, тоже обнять их. Никогда нет времени вдохнуть запах маминых волос. Этот аромат летней травы по-прежнему стоит у Калле в носу.
Потом пленка закрутилась дальше. Остановилась. Картинка сразу сделалась четкой, резкой. Он открывает дверь к маме в спальню и первым делом видит ее ноги. Ему тринадцать. С тех пор как он бежал в ее объятия, прошло много лет. Очень многое успело произойти. Очень многое изменилось.
Он помнит, что закричал. Довольно сердито. Спросил, почему она не отвечает. А когда он распахнул дверь полностью и его оглушило тишиной, в желудке возникло первое леденящее предчувствие: что-то не так. Он медленно подошел к ней. Казалось, она спит. Лежит на спине, волосы, бывшие в его детстве длинными, теперь короткие. На лице застыло выражение усталости, горечи. На какую-то долю секунды ему подумалось, что она все-таки спит. Очень крепко. Потом он заметил на полу пустую баночку от таблеток, выпавшую у нее из рук, когда таблетки начали действовать и ей удалось убежать от действительности, которую она была больше не в силах выносить.
С того дня они с отцом жили бок о бок, в молчаливой вражде. Об этом никогда не говорилось. Никогда не упоминалось о том, что новая женщина отца переехала к ним через неделю после похорон матери. Никто не добивался правды, не вспоминал о жестоких словах, послуживших последней каплей. Никто не обсуждал того, как его мать отбросили в сторону, отмахнулись от нее с легкостью, уже не напускной, а настоящей. Как от старого зимнего пальто, которое заменили новым.
Зато заговорили деньги. За прошедшие годы они выросли в огромный долг, в долг совести, который, казалось, навсегда останется неоплатным. Калле принимал деньги молча, нередко даже требовал, ни словом не упоминая известный им обоим источник всего этого. Тот день, когда в доме эхом отдавалась тишина. Когда его крик так и остался без ответа.
Пленка стала перекручиваться обратно. Она влекла его назад, все быстрее и быстрее, пока в памяти опять не всплыла зернистая, скачущая картинка. Он вновь бежал навстречу распростертым объятиям мамы.
— Я бы хотел в девять часов собрать совещание. Узнай, пожалуйста, подходит ли это остальным. В кабинете Мельберга.
— У тебя усталый вид, ты что, всю ночь кутил? — Анника посмотрела на него поверх компьютерных очков.
Патрик улыбнулся, но до его уставших глаз улыбка не дошла.
— Если бы. Нет, я просидел полночи за чтением бумаг и документов. Поэтому нам и надо собраться.
Он отправился к себе в кабинет и посмотрел на часы. Десять минут девятого. Он смертельно устал, глаза плохо видели от долгого чтения и недосыпа. Но у него оставалось пятьдесят минут, чтобы собраться с мыслями, после чего предстояло доложить о том, что он обнаружил.
Пятьдесят минут пролетели слишком быстро. Когда он вошел в кабинет Мельберга, все уже собрались. По пути на работу Патрик по телефону кратко ввел начальника в курс дела, так что тот приблизительно представлял, о чем пойдет речь. Остальные смотрели на него с интересом и некоторой надеждой.
— В последние дни мы бросили все силы на расследование смерти Лиллемур Перссон, в ущерб расследованию дела Марит Касперсен.
Он стоял возле флипчарта, [32] спиной к письменному столу Мельберга, окидывая собравшихся серьезным взглядом. Все были в сборе. Анника, как всегда, сидела с бумагой и ручкой и конспектировала. Возле нее виднелась рыжая копна волос Мартина; веснушки ярко выделялись на его еще по-зимнему бледном лице, и он с нетерпением ждал того, что скажет Патрик. Рядом сидела Ханна, спокойная, невозмутимая и собранная — такой они и привыкли видеть ее за те две недели, что она у них проработала. Патрик бегло отметил, как удачно она вписалась в коллектив, казалось даже, что она пробыла у них гораздо дольше, чем на самом деле. Йоста, по обыкновению, сидел немного ссутулившись, его взгляд особого интереса не выражал, и весь вид говорил о том, что он предпочел бы находиться где угодно, только не здесь. Впрочем, за пределами площадки для гольфа Йоста выглядит так всегда, с раздражением подумал Патрик. Зато Мельберг подался всем своим грузным телом вперед, демонстрируя, что проявляет к сообщению Патрика большой интерес. Ему ведь было известно, к чему Патрик клонит, и даже он не мог не признать важности обнаруженных им связей. Теперь оставалось только все четко изложить, чтобы потом продолжать расследование совместными усилиями.
32
Флипчарт — магнитно-маркерная доска с креплением для листа или блока бумаги, переворачиваемой по принципу блокнота.
— Как вы знаете, поначалу мы считали смерть Марит результатом несчастного случая. Однако техническое обследование и вскрытие показали, что это не так. Ее связали, засунули ей через рот какой-то предмет в горло, а потом влили большое количество спиртного. Это, кстати, и стало причиной смерти. Далее преступник или преступники посадили ее в машину и постарались представить все как ДТП. Больше нам почти ничего не известно. Правда, мы и не прилагали особых усилий к тому, чтобы раздобыть новые сведения, поскольку более… — Патрик подбирал слово, — интересное публике расследование потребовало от нас всех сил и вынудило распределить ресурсы, как мне теперь представляется, далеко не самым удачным образом. Однако лить запоздалые слезы бессмысленно, нам надо просто-напросто браться за дело заново и пытаться наверстать упущенное время.
— Ты ведь напал на какой-то возможный след… — начал было Мартин.
— Именно, — нетерпеливо оборвал его Патрик. — У меня возникла идея возможной привязки, и вчера я ее развил. — Он обернулся и взял пачку бумаг, которую положил на письменном столе Мельберга. — Вчера я съездил в Бурос и пообщался с коллегой, Яном Градениусом. Мы два года назад были вместе на конференции в Хальмстаде. Он тогда рассказывал о деле, которым когда-то занимался, где он подозревал, что жертву лишили жизни, но не имел достаточных доказательств. Я получил доступ ко всем данным по этому делу, и… — Патрик сделал театральную паузу и оглядел маленький коллектив, — оно до ужаса похоже на смерть Марит Касперсен. У жертвы тоже обнаружили невероятное количество алкоголя, в том числе в легких. И это несмотря на то, что, по свидетельству родственников, погибший вообще не брал в рот спиртного.