Запасной вариант

Тамаев Леонид Михайлович

Дед Федор посмотрел на Андрейку ласково.

— Мне, малец, тоже недосуг, я ведь приехал к вам сюда, в областную столицу, на денек, могилку старухи своей оправить. А вот видишь, приходится отложить пока.

— Да я ничего, — сдался Андрейка. — Пошли…

У подъезда гостиницы «Восток», на том месте, где Андрейка поднял портсигар, они постояли немного. Отец прикидывал что-то, оглядывая площадь, потом сказал:

— А ну-ка, зайдем.

В просторном гостиничном вестибюле пол был выложен кафельными плитками. Антон Чубатов крупно прошагал по ним к столику дежурного администратора.

— Будьте

добры, в каком номере остановился Букреев?

Полная блондинка лениво заглянула в список.

— Такой не значится.

— Как не значится?! — с досадой переспросил Антон. — Ну, а проживал он в гостинице, скажем, вчера или на прошлой неделе?

Дежурная покопалась в бумагах.

— Нет, не значится.

— Спасибо, — разочарованно пробасил Чубатов и подошел к деду Федору. — С этой дремотной каши не сваришь! Пойду я, пожалуй, к самому директору…

Минут через десять он вернулся. И сразу же все трое вышли на улицу. Только там Чубатов заговорил:

— В общем Букреев в гостинице не проживал. — Размяв в пальцах папиросу, он закурил. — Хотя почему этот прохвост должен писаться Букреевым? Почему он не может скрываться под чужой фамилией?

— Полный резон, — согласился дед Федор.

— Но это еще не все, — продолжал Чубатов. — Сегодня утром действительно к гостинице подъезжал автобус. И даже не один, а два. С интервалом в пятнадцать минут.

— И кто же на них поехал? И куда?

— В обоих были участники художественной самодеятельности. Приезжали сюда на областной смотр.. Один автобус пошел до станции Узловая, а другой — к вам, в Ченск.

— Дело осложняется, — проворчал старик. — Похоже, одним нам тут не разобраться…

2

Бег времени всесилен и неудержим. Каждый день, сменяя день минувший, приносит новые заботы и волнения.

Во вторник утром Маясов вызвал лейтенанта Зубкова и сказал:

— Для вас есть новое задание…

И объяснил, что вчера в отдел приходил слесарь экспериментального химзавода Смолин — принес найденный на улице областного центра уникальный портсигар, который когда-то принадлежал изменнику Родины, гитлеровскому карателю Букрееву. Надо выяснить все обстоятельства и начать розыск Букреева.

Лейтенант внимательно выслушал начальника и ничего не сказал.

— Вам понятно, что от нас требуется?

— Так точно, товарищ майор.

Маясов уловил, что это привычное «так точно» было произнесено без всякого энтузиазма.

Ответ не понравился Маясову. Он подумал, что лейтенант, видимо чувствуя вину за недавнюю оплошность по делу Савелова, воспринял новое задание как некую воспитательную меру со стороны начальника. Работа по розыску бывших карателей и вообще преступников военного времени считалась среди сотрудников не особенно желательной: возни много, а результаты, даже при удачном исходе розыска, не доставляли профессионального удовлетворения. Для настоящего контрразведчика (которым в душе не мог не считать себя лейтенант) куда интереснее было заниматься действующими шпионами, чем ворошить архивы, искать очевидцев и свидетелей преступлений, совершенных много лет назад.

Маясов приучал своих сотрудников к тому, что нет дел

мелких или неинтересных, что в чекистской работе все важно и все серьезно. Поэтому он решил несколько расшевелить воображение лейтенанта и рассказать ему со слов Смолина предысторию подозрительной находки.

Предыстория эта была такова.

Впервые букреевский портсигар Федор Гаврилович Смолин увидел в партизанском лагере. Этот лагерь отряд готовил на зиму в районе урочища Кленовый яр.

В тот погожий октябрьский день они копали траншею. Пошабашили на перекур. Смолин с цигаркой в зубах лежал под кустом, следил за полетом переливчатых паутинок в прозрачном воздухе. Внезапно знакомый голос вывел его из ленивого оцепенения:

— Федор, поди-ко!

Смолин поднялся, застегнул телогрейку и, прошуршав сапогами по белесой траве, подошел к своему младшему брату. Он сидел на покрытом свежим дерном бруствере. Рядом курил партизан из второй роты Букреев. Смолин немного знал его: на прошлой неделе вместе рубили в лесу слеги для землянок.

— Гляди-ко… — Братишка подал Федору мягко блеснувший на солнце тяжелый серебряный портсигар. — С секретом, и воды никакой не боится! — И тут же с досадой посетовал: — Торгую вот у него, а он упирается.

Букреев почесал в округло подстриженной бороде.

— Сказано тебе, эта вещь фамильная, не для продажи…

На том разговор и кончился.

Еще раз судьба свела Федора Гавриловича с хозяином редкостного портсигара при обстоятельствах исключительных: во время боя с карателями, напавшими на отрядный лагерь.

Это случилось на рассвете. Смолин проснулся от взрыва мины. Рвануло где-то поблизости у землянки. С потолка посыпалась сухая глина. Висевшие на стене ходики упали.

Федор Гаврилович выбежал наверх. Партизаны, кое-как одетые, а кто и просто в одном исподнем и босиком, как могли отбивались от немцев. Выстрелы раздавались редко: в ход были пущены штыки, приклады и кулаки.

Бой был неравный. Партизаны начали отступать. Смолин с братом прикрывали отход отряда, перебегая со своим «максимом» от одной позиции к другой, расстреливая наседавших гитлеровцев короткими очередями.

После одной из перебежек, упав в неглубокую воронку от мины, Федор Гаврилович установил пулемет, привычно протянул руку за лентой. Но брат замешкался: патронная коробка не открывалась.

Смолин хотел закричать на брата, но не закричал — страх сдавил сердце и лишил голоса: справа, из кустов, вдруг выметнулась группа немцев и устремилась к замолкшему пулемету.

Не спуская с них напряженного взгляда, Федор Гаврилович онемело лежал с протянутой к брату рукой. Брат, плача и матерясь, обдирая пальцы и обламывая до крови ногти, пытался открыть патронную коробку. Уже различимы стали лица солдат, одетых в темно-зеленые шинели с оловянными пряжками ремней. Впереди, потрясая пистолетом, бежал сухопарый длинный унтер. Его лицо, небольшая борода, характерный наклон головы показались Смолину страшно знакомыми…

Когда брату, наконец, удалось сбить каблуком барашек запора у патронной коробки и Смолин продернул ленту в приемник, немецких солдат, возглавляемых унтером, достать из пулемета было уже трудно: они залегли на скате высоты, в мертвом пространстве.