Запертые
Шрифт:
Однако ничего не случилось. Она смотрела на все так, будто никогда не видела. Когда заглядывала в комнаты, в душе шевелилось лишь любопытство, не воспоминания. И это удручало.
Интерьер дома был оформлен довольно интересно, в стиле авангард. Все настолько яркое, броское, оригинальное, что захватывало дух. Каждая стена была выкрашена в свой цвет, особенно выделялись окна и дверные проемы, округлые, сделанные в форме арок. Потолок дополняли ярусы и ниши. Повсюду были цветы в красивых кадках и картины в стиле абстракционизма. Завороженно глядя по сторонам, Лана остановилась посреди гостиной. Ее взгляд замер на портрете,
«Это я, – мысленно усмехнулась Лана. – Только та, прошлая…»
– Ну что, есть какие-то проблески в памяти? – Жора погладил ее по руке. – Это ведь ты делала дизайн-проект дома, каждую деталь прорабатывала… Не помнишь?
Она расстроено помотала головой.
– Ну ничего, со временем все вспомнишь. Дома и стены лечат, – он ободряюще похлопал ее по плечу, но Лана не была в этом так уверена. Все вокруг казалось незнакомым и чужим. Даже девушка на портрете.
– Ладно, сначала поднимемся в спальню, а потом пойдем пить чай, – небрежно бросил Георгий и поставил чемоданы в угол – как будто они вернулись из дальнего путешествия, а не из клиники.
Здесь не было специфического больничного запаха, снующих туда-сюда медсестер, зато было много пространства и света, приятная цветовая гамма, которая, по замыслу, должна вызывать положительные эмоции. Однако Лана почему-то чувствовала лишь дикую усталость. Избавившись от верхней одежды, она села в кресло и потерла виски.
– Заглянем к тебе?
– Ко мне? – удивилась она. – У нас что, разные комнаты?
– Можно и так сказать. Я прихожу поздно, когда ты уже спишь, часто уезжаю в командировки. Поэтому спальня считается твоей.
Лана кивнула. Поднимаясь по стеклянной лестнице, она смотрела вокруг и все больше укреплялась в мысли, что домашняя обстановка не поможет восстановить память. Какую вещь ни возьми – все незнакомое! С трудом верилось, что это она продумывала интерьер, подбирала каждый штрих, каждую мелочь. Ни одного проблеска! Будто речь о другом человеке, а не о ней. От грустных мыслей глаза защипало.
– Осторожно! – Георгий удержал ее за талию, Лана чуть не налетела на большую вазу. – Это ты решила поставить ее прямо возле двери! – а потом, уже мягче, добавил: – И с первого дня постоянно на нее натыкаешься. Вспомнила?
Весь второй этаж находился под стеклянным куполом, лишь в спальне отгородиться от внешнего мира помогали тканевые жалюзи. Здесь тоже все было минималистично и ярко: подиум с большим ортопедическим матрасом вместо кровати, тумбочки по бокам, встроенный в стену шкаф-купе. Гармонично подобранные теплые цвета. Только радость казалась какой-то искусственной, ненастоящей. Не было мира в душе, отчего и все остальное вызывало уныние, а бесконечные вопросы Георгия и вовсе раздражали.
– Ты так долго работала над дизайном спальни, – подмигнул он, облокотившись о стену. – Помнишь, как врывалась в мой кабинет с зарисовками и схемами, как ночью просыпалась от новой идеи и будила меня, чтобы поделиться?
– Не помню.
– И как хотела развесить на стенах собственные картины, а потом передумала…
– Не помню. Ничего не помню! – возможно, она сказала это слишком резко, но нужно было как-то остановить этот бессмысленный поток слов, от которого голова кружилась все сильнее.
Муж замолчал. Положив руку на ее плечо, начал успокаивать:
– Солнышко, не расстраивайся! Ты обязательно все вспомнишь.
Однако мягкий голос с нотками сострадания только разозлил.
– Когда?
– В свое время.
– И когда оно наступит?
– Может, завтра, может, через неделю. Главное, верить, Лана. Верить и не отчаиваться!
Все они так говорят: «Еще немного», «ты вспомнишь», «наберись терпения»! Но прошла уже не одна неделя, а в сознании по-прежнему пробел! Лишь обрывки каких-то фраз, чьи-то лица, мигание ламп… Лана внимательно посмотрела на мужа.
Он остановился у аквариума с рыбками и о чем-то задумался. Такой обычный с виду – кареглазый брюнет крепкого телосложения – а к тридцати шести годам уже успел открыть свой бизнес и заработать хороший капитал. Лана глядела на него с теплотой. Чувство, наполняющее ее сердце, нельзя было назвать любовью, скорее, благодарностью. И все-таки она верила, что сможет его полюбить. Заново.
Чтобы нарушить затянувшееся молчание, она осторожно поинтересовалась:
– Мы давно здесь живем?
– Три с половиной года. Ровно столько, сколько женаты. – Георгий обернулся: – Скажи хотя бы, тебе нравится?
– Конечно, нравится!
Она подошла к мужу и обняла его за плечи.
– Есть желание пойти в мастерскую?
Лана пожала плечами:
– Давай.
Кажется, он говорил, что она художница. Вернее, была ею до аварии. Может, хоть в мастерской появится какой-то проблеск в памяти?
Пока шли, Лана смотрела на безмолвный лес за стеклом. Медленно наползающая туча нависала так низко, что почти касалась пестрых верхушек деревьев; вот-вот начнется дождь. Капли будут ударяться о стекла и сплетаться в причудливые узоры. Невероятное зрелище, особенно если наблюдать его отсюда, сидя в удобном кресле…
Наконец они оказались в мастерской, заваленной мольбертами, красками, картинами. Какое странное чувство: все это принадлежало ей, Лане. Образы, запечатленные на холстах, рождались в ее воображении. Она бросила взгляд на одну из картин: синева небес завораживала красотой, однако в памяти всплывало лишь одно небо – черное, с прорезями молний, колючее и низкое, готовое обрушится прямо на голову… К горлу подобралось отчаяние, грозясь превратиться в рыдания. Лана безжалостно впилась ногтями в кожу ладоней, пытаясь сдержать эмоции.
– Все в порядке? – забеспокоился Георгий.
– Д-да.
– Может, попробуешь что-нибудь нарисовать? Вдруг это поможет?
Лана с сомнением взглянула на протянутую кисточку, потом перевела взгляд на стоящий в центре мольберт. Белоснежное полотно было похоже на ее память: ни единого штриха – бери кисть и рисуй. Только Лана не чувствовала ни вдохновения, ни творческого порыва. Наоборот, ее сердце сдавила тоска, и такая беспросветная, что захотелось завыть.
Но, чтобы не расстраивать мужа, она все же сжала кисть дрожащими пальцами. Испачкала ее в краске и неуверенно провела на холсте синюю полосу. Потом красную, желтую, черную. Возможно, раньше это и приносило ей удовольствие, но сейчас лишь вызывало досаду. Швырнув кисть прямо на пол, Лана отступила к двери, закрыла лицо руками и выкрикнула: