Шрифт:
Уильям Сомерсет Моэм
Записка
Новелла
На набережной нещадно палило солнце. По оживленной улице неслись потоки автомобилей - грузовиков и автобусов, частных лимузинов и такси, - и все они непрерывно гудели; в сутолоке проворно пробирались рикши и, тяжело дыша, из последних сил покрикивали друг на друга; привычно согнувшись под тяжелыми тюками, мелко трусили кули, взывая к прохожим, чтобы дали дорогу; звонко расхваливали свои товары уличные торговцы. В Сингапуре можно встретить людей всевозможных национальностей, услышать любые наречия; черные тамилы, желтые китайцы,
Зато в конторе "Рипли, Джойс и Нейлор" царила приятная прохлада; после слепящей пыльной улицы тут, казалось, было темно, после неумолчного уличного гама - как-то особенно тихо. Включив электрический вентилятор, за столом у себя в кабинете сидел мистер Джойс. Он откинулся в кресле и, облокотившись на ручки, сложил перед собой кончики вытянутых пальцев. Взор его был устремлен на потрепанные тома судебных отчетов, занимавшие длинную полку напротив. На шкафу стояли ящички из черной лакированной жести, на которых краской были выведены фамилии клиентов.
В дверь постучали.
– Войдите!
Появился клерк-китаец, очень подтянутый, в тщательно отутюженном белом полотняном костюме.
– К вам мистер Кросби, сэр.
Он хорошо говорил по-английски, старательно произнося каждое слово, и часто поражал мистера Джойса богатством своего словаря. Родом из Кантона, Ван Цисэн получил юридическое образование в Лондоне. Он собирался открыть собственную контору, а пока для практики год-другой хотел поработать у "Рипли, Джойса и Нейлора". Это был трудолюбивый, услужливый человек, прекрасно себя зарекомендовавший.
– Пусть войдет, - сказал мистер Джойс.
Он встал, пожал вошедшему руку и предложил ему сесть. Кросби сел лицом к окну. Мистер Джойс остался в тени. Мистер Джойс не был по натуре разговорчив, и некоторое время он молча глядел на Роберта Кросби. Перед ним был широкоплечий мускулистый мужчина высокого роста - футов шести, а то и выше. Это был плантатор, человек, закаленный постоянным движением на воздухе - днем он обходил плантации, а по возвращении домой еще играл в теннис. Кожа его сильно потемнела от загара. У него были большие, заросшие волосами руки, на огромных ногах грубые башмаки; почему-то мистеру Джойсу пришло в голову, что таким кулаком с одного удара можно убить щуплого тамила. Но в голубых глазах Кросби не было жестокости, они были добрые и доверчивые, и лицо с крупными, ничем не примечательными чертами было открытое, простое и честное. Сейчас на нем лежала печать глубокого горя. Он похудел, осунулся.
– Вы неважно выглядите. Наверное, плохо спите последнее время?
– сказал мистер Джойс.
– Да.
Мистер Джойс посмотрел на старую фетровую шляпу с двумя козырьками, которую Кросби положил на стол; потом перевел взгляд на его шорты цвета хаки, открывавшие загорелые волосатые ноги, на расстегнутую у ворота теннисную рубашку без галстука и грязную, с подвернутыми рукавами куртку. Словно он только что вернулся, долго пробродив среди каучуковых деревьев. Мистер Джойс слегка нахмурился.
– Так нельзя, возьмите себя в руки.
– Ничего, я
– Вы сегодня виделись с женой?
– Нет, свидание днем. Такой позор, что она в тюрьме!
– Мне думается, это было необходимо, - ответил мистер Джойс своим мягким, ровным голосом.
– Уж как-нибудь могли бы отпустить ее на поруки.
– Но обвинение очень серьезное.
– К черту их обвинение! На ее месте всякая порядочная женщина поступила бы точно так же. Только у девяти из десяти пороху бы не хватило. Лесли лучше всех на свете. Она мухи не обидит. Будь я проклят, ведь мы женаты двенадцать лет, - что я, не знаю ее, что ли? Эх, попался бы мне этот тип - шею бы ему свернул! Прихлопнул бы на месте, не задумываясь. И вы бы так поступили.
– Друг мой, все на вашей стороне. Никто и не думает защищать Хэммонда. Мы вызволим Лесли. Я убежден, что и присяжные, и сам судья еще до судебного заседания решат ее оправдать.
– Это издевательство, вся эта история, - выпалил Кросби.
– Ее и вообще-то нечего было сажать за решетку, но подвергать бедную девочку еще и суду - и это после всего, что она пережила! Как я приехал в Сингапур, все до одного, кого я ни встречу, -все говорят, что Лесли поступила правильно. Держать ее в тюрьме столько времени - это бесчеловечно!
– Закон есть закон. Не забывайте, она ведь призналась в убийстве. Неприятность немалая, я очень сочувствую и ей и вам.
– Дело не во мне, черт возьми.
– Но нельзя не считаться с фактом - совершено убийство, а в цивилизованном обществе это неизбежно ведет к суду.
– По-вашему, уничтожить ядовитую тварь - это убийство? Она застрелила его, как бешеного пса.
Мистер Джойс опять откинулся в кресле и сомкнул перед собой кончики пальцев. Получилась фигура, напоминающая остов крыши. Он немного помолчал.
– Как ваш адвокат считаю своим долгом указать вам на одну деталь, которая вызывает у меня некоторое сомнение, - негромко произнес он наконец, глядя на своего клиента спокойными темными глазами.
– Если бы ваша жена выстрелила один раз, то в деле не было бы никаких затруднений. К несчастью, она выстрелила шесть раз.
– Но ведь она все объяснила. Всякий сделал бы то же, кому ни приведись.
– Возможно, - сказал мистер Джойс, - и, с моей точки зрения, то, что рассказывает Лесли, вполне правдоподобно. Однако нет смысла закрывать глаза на факты. Всегда стоит поставить себя на место другого, и не скрою от вас, что, будь я прокурором, я бы обратил особое внимание именно на это.
– Милейший, что за чушь!
Мистер Джойс быстро взглянул на Роберта Кросби. По его четко очерченным губам пробежала легкая усмешка. Неплохой парень этот Кросби, но, увы, умом не блещет.
– Пожалуй, действительно, все это не столь важно, - ответил адвокат, я лишь полагал, что мне следовало об этом упомянуть. Теперь уже недолго ждать, и я вам советую, когда все будет позади, поезжайте куда-нибудь с женой, вам надо развеяться. Перенести такой процесс нелегко, даже когда есть почти полная уверенность в оправдательном приговоре. Так что отдохнуть вам обоим будет полезно.