Записки афинского курьера
Шрифт:
И вот, улыбнулось счастье – на пороге стоит тетя Оля и приглашает сходить с ней к какой-то знакомой:
– Пошли со мной. У нее есть телефон, оттуда и позвоним. Позвоним вот по этому номеру, а они посмотрят: кто из нас больше подходит, того и возьмут.
Вот не думала, что на замещение вакантной должности домработницы могут объявляться конкурсы с прослушиванием!
И, как не крути, «камарьера» – это уборщица, а «икиаки войсос» – это домработница. Что ж, пролетариату, который я данный момент представляю, терять, как сказано в могучем труде Карла Маркса, нечего, акромя своих цепей.
– Идешь? – голос тети Оли вывел меня из ступора.
– Конечно! Сейчас, только обувь переодену.
Я чувствовала, что иду зря. Шансы мои поперед тети Оли были равны нулю. Тетя Оля старше меня, стало быть – опытнее в ведении хозяйства. Плюс ко всему – обладает неоспоримым преимуществом – знанием понтийского. Мой же вид, кроме подозрений, ничего не вызывал. Пытливый взгляд и высокий лоб навряд ли самое лучшее украшение домработницы. А уж степень знания греческого… Если сильно постараться и сосредоточиться минут пять, то я могу выдавить из себя почти без акцента «я сус» и «нэ». На этом мой словарный запас иссякал.
Но, как ни странно, взяли меня. Это мне сперва показалось странным, а потом я поняла, что хозяева – большие оригиналы и тонкие ценители английского, мое лопотание приняли за язык Байрона, и, решив, что их отпрыски параллельно с чистой сменой нижнего белья могут иметь бесплатные уроки иностранного, пригласили на 40000 драхм (около 120 евро) в месяц в двумя выходными.
Хозяйкой оказалась довольно тучная особа, лет сорока пяти, любившая, чтоб вся одежда на ней трещала и расползалась по швам. Она почему-то страшно сопела и издавала какие-то странные утробные звуки по утрам, когда варила себе кофе. Она была похожа на простуженного мерина.
Хозяин, напротив, был неимоверно высок и худ. Он все время пытался держать свою руку на остатке ее талии (куда доходила, в смысле). Также носил на лице остроконечную бородку, как у Льва Троцкого, и неимоверно лохматую шевелюру. Он все время моргал.
Хозяйка что-то горячо и долго мне объясняла на греческом по поводу ее младенцев, остававшимися неухоженными и без присмотра, потому как «Эмис ме тон Леонида эхуме поли зулья» (У нас с Леонидом много работы). Ну, эту-то фразу я поняла! За Наташей надо следить, чтоб ела: ребенок все время старается сидеть на диете, и это может пагубно отразиться на ее здоровье. А у Стефаноса аллергия, поэтому в его комнате надо убирать очень тщательно, дабы ни пылинки не летало! «У него бронхиальная астма, и он требует особого ухода».
– А где дети сейчас? – мой вопрос прозвучал немного неожиданно, ибо хозяйка только начала мне рассказывать о признаках бронхиальной астмы.
– Наташа во фронтистирио (дополнительно учебное заведение, параллельное со школьной программой). Стефанос на тренировке по баскетболу.
– Так сколько детишкам лет? – я немного опешила, не сразу взяв в толк, что отпрыски, видимо, давно вышли из грудничкового возраста.
– Наташе – девятнадцать, а Стефаносу – двадцать один.
О, да, да, конечно! В этом нежном возрасте детям особенно нужна любовь и ласка домработницы, а еще глаз да глаз. Тоже, прошу заметить, все той же домработницы. Их нельзя оставлять наедине с самим собой, без обеда и в пыльных комнатах.
– Все понятно, – я участливо закивала головой.
Хозяйка осталась довольна моей понятливостью и сочувствием к ее тяжелой женской участи. Тут «бизнес горит», а с «двумя детьми какая работа», «ведь ты понимаешь?» Я «понимала» и поэтому согласилась выйти на работу «прямо сейчас».
– Смотри, вот этот первый этаж с бутиком женской одежды «лямбда» – мой. На втором – виотехния. Там одежду шьют. Это тоже мой этаж. На третьем живет моя тетка Джени. У нее никого нет, поэтому квартиру она завещала мне, одним словом, тоже моя. На четвертом живем в своей квартире мы, а пятый недавно купили для Стефаноса. Но тебе надо следить только за детьми и за нашей квартирой. Иди за мной.
Это была многоэтажная странная постройка с высокими потолками и мозаичными проходами. Один их тех огромных аристократических домов, кои наводят на мысль о духах прапрародителей и дядюшек, не умерших свой смертью. Темные и узкие пролеты, комнаты в стиле «барокко», гипсовые арки и развешанные по всем стенам портреты Анны Висси.
– Это салон. Мы сюда почти не заходим. Здесь надо убирать раз в неделю. А вот этот шкаф, – хозяйка указала на стеклянные двери серванта, где тускло светилось матовое столовое серебро и два тонких стилета, – вообще не открывай. Мебель красного дерева. Ее не передвигай, она тяжелая, поцарапаешь пол. Видишь, какой у нас паркет старинный. Надо самой залезать под стол и стулья. Понятно? Кстати, не пытайся говорить по-гречески. Все равно я ни слова твоего не понимаю. Как тебя зовут?
– Валида, – наконец-то поинтересовалась, хмыкнула я про себя.
– Ка-а-ак?
– В-а-л-и-д-а.
– О-о-о, это очень длинно. Давай, мы тебя будем называть «россида» (русская). Хорошо?
– Хоть тунгуска, – мне хотелось съязвить, но… очень хорошо. Замечательно. Лишь бы на работу взяли.
– Да, конечно, называйте меня «русская».
Господи, и за этим надо было ехать в Грецию, чтоб стать «русской»? В России я всю жизнь была «нерусь какая-то». Слышали бы они мою хозяйку! – добавила я про себя.
– Иди за мной. Вот комната Стефаноса, – хозяйка не стала открывать дверь.
– Дальше Наташи, – она опять пальцем ткнула куда-то влево, а вот наша…
Тут она учтиво обвела меня за руку вокруг, неизвестно откуда взявшегося на полу, большого котяха, – наша спальня…
И она распахнула передо мной дверь.
Спальня была очаровательна в своем сочетании стилей «а-ля Людовик XIV» и «модерн»: огромная дубовая кровать с балдахином и кистями, спускающимися до пола, и два белых унитаза в изголовье с журналами и светильниками.
– Правда, интересный дизайн, – хозяйка кивнула в сторону унитазов. Это сейчас в Европе мода такая, – вместо тумбочек недействующие унитазы для книг.
– Шарман, – я растянула губы в улыбке.
– Здесь дверь на балкон, – хозяйка опять аккуратно обвела меня вокруг небольшой кучки дерьма на полу в спальне.
Если первый кусок экскримента не успел возбудить во мне законный вопрос «откуда?», типа «кто промахнулся»?, то теперь мне стало интересно: Кто? Кто же из них гадит по комнатам?