Записки автора. Том II
Шрифт:
И летопись эта хранится в веках,
Потерянна, как мимолётная грань
Меж правдой и ложью,
Меж светом и тьмой,
Палитрой заплещится новый узор.
И выведет
Что не счесть, на всех языках,
Что по миру ни есть.
Ни среди живых, не среди немых,
Но для тех, кто слышит
Есть все же мотив.
Как тусклая искра, что слишком мала,
Незрима вдали, не тепла, не хладна,
Но все же опасна, как в толпы молва.
Трещины
С ума схожу. Изнемогаю.
И по тебе совсем скучаю.
Уж все обрыдло, изошло
Терпение моё в отметку ноль.
По Фаренгейту не измерить,
Тот градус, что пульсирует в висках,
Как лихорадка, но похуже,
Ведь он по венам, не в мечтах,
Где мы с тобой быть можем вместе.
Он так живой, он жутко вечен.
И зло пронзает до нутра,
Агония льет за края.
Даёт по трещине щиток,
Что отражает самообладание мое.
Ему вот-вот придет предел,
Как безмятежности пред бурей.
Своя песнь
Я хотел бы тебя целовать,
Закрывая глаза руками.
Несмышленно касаться тебя,
Также нежно, как крыльями бабочки.
Я хотел бы по мыслям сказать,
Что задумал рассвет перед ночью
И зачем догорает закат,
Может он поведать нам хочет
Как по жизни идти,
Как средь люда и шума
В жести городских дней
Избежать нам испуга
И сложить свою песнь,
Смысл коей не снесть
Может даже не каждый.
Но в метро, на вокзале,
Среди сонных толп лиц
Каждый может услышать
Свой дивный мотив, ритм жизни,
Задавшийся в сердце и лёгких,
Не тяжёлый для мыслей,
Но, в прочем, не лёгкий.
Может проще кому-то,
В дали от столицы,
Там, где мирно качаются
Конец ознакомительного фрагмента.