Записки бандитского адвоката
Шрифт:
– Но он же заехал, – сказал капитан, – домой, не выполняя служебные обязанности!
– Ну и что? А где записано, в каком законе, что если человек имеет разрешение на ношение огнестрельного оружия, то он не может носить его в неслужебное время?
– Но существует официальная инструкция.
– Минутку, – перебил я его. – Ваша инструкция касается только вас. Насколько мне известно, мой подзащитный в органах государственной безопасности не служит, и применять эту инструкцию к нему невозможно. К нему может быть применим только закон. А если вы будете настаивать на предъявлении этого обвинения, то я немедленно обжалую ваше действие с помощью прокурора города Владимира, а если
Капитан понял, что адвокат попался не робкого десятка.
– Хорошо, – сказал он. – Сейчас мы прервем допрос и перенесем его на завтра.
– Послушайте, – запротестовал я, – мы же только начали разговор, а вы его уже прерываете. Я же приехал сюда за сто с лишним километров, из Москвы, потратил более трех часов на дорогу. Неужели нельзя полностью допросить моего подзащитного?
– Нет, – сказал капитан с явным злорадством, – нельзя. А вы не волнуйтесь. Что касается вашего устройства, то мы вам с этим поможем. Поселим в гостиницу.
Я прекрасно понимал, что стоит за такой помощью: не исключено, что в гостинице против меня будет совершена очередная провокация или попытка скомпрометировать.
– Большое спасибо за заботу, – ответил я, – но в гостинице я не нуждаюсь.
– Неужели вы на ночь глядя поедете в Москву?
– Наверное, я просто сам решу, где мне остановиться. По крайней мере, я не обязан ставить вас в известность о своем местонахождении.
– Нет, конечно, но лучше вам все же воспользоваться местной гостиницей.
Он уже хотел рассказать мне о ней, но я перебил его и снова сказал, что вопрос о своем местонахождении я способен решить сам.
«Волга» нас проворонила
Я прекрасно понимал, что, когда выйду из здания ФСБ, за мной сразу же будет установлена слежка.
Я и родственники Михаила пошли прочь от здания ФСБ. Затем я сделал вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, наклонился и посмотрел назад. Из здания ФСБ шли несколько человек. Вон тот мужчина, пожалуй, последовал за нами, а может, и другой, который с женщиной… Мы сели в машину и выехали со стоянки. Я постоянно смотрел в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить слежку. Но пока ничего подозрительного я не заметил.
Мы выехали на трассу Владимир – Москва. Машин в вечернее время было мало, и нетрудно было бы вычислить, кто за нами едет. Вскоре сзади замаячила обычная серая «Волга». Но, как выяснилось, не совсем обычная – номер начинался с двух нулей, а на крыше торчали две антенны – одна для радиотелефона, другая для рации.
Я попросил водителя снизить скорость и пропустить «Волгу» вперед. Мои попутчики тоже понимали, что за нами, вероятно, будет слежка. Машина нас обогнала, и я успел заметить, что сидящие в ней люди с удивлением посмотрели в нашу сторону. Следующим ходом с их стороны могла быть остановка нашей машины у поста ГАИ. Там они могли позволить себе любую провокацию. Планы у капитана были простые: создать головную боль, заморочки для адвоката, чтобы тот, то есть я, поубавил свое рвение.
Мы ехали, и я внимательно всматривался в дорожные щиты, указывающие расстояние до поста ГАИ. В конце концов я кое-что придумал. Когда до поста ГАИ оставалось двести метров, я попросил водителя остановиться.
– Вы понимаете, что на посту ГАИ нам могут устроить какую-нибудь провокацию, – сказал я, – поэтому давайте сделаем вид, что у нас сломалась машина.
Мы быстро сымитировали поломку машины, встали на обочине и стали голосовать, чтобы нас взяли на буксир. Моя уловка сводилась к следующему: если мы привяжем нашу машину, скажем, к грузовику, то гаишники сразу не разберут, что на буксире идет именно наша машина, и могут ее пропустить.
Через некоторое время нам удалось остановить грузовик и уговорить водителя взять нас на буксир. Включив аварийные огни, мы поехали в сторону поста. Я, как и мои попутчики, напряженно всматривался вперед. Вскоре мы заметили, что действительно серая «Волга» с антеннами стояла в стороне, недалеко от поста ГАИ, а человек в штатском и гаишник внимательно смотрели на поток автомобилей. Но нас они не заметили. Или не узнали. Нам даже показалось это странным.
Приехав домой, я, конечно, не переставал думать о том, что еще может быть предпринято против меня и Михаила. Но я решительно отогнал беспокойные мысли и стал готовиться к делу: поднял различные комментарии к статьям по контрабанде, изучил разъяснения по данному предмету пленума Верховного суда, порылся в журналах. Вскоре картина прояснилась окончательно. По обвинению в контрабанде может быть привлечено только лицо, чья подпись стоит на таможенных документах. Подписи же Михаила, как я знал, на документах не было. Михаил был владельцем торговой фирмы, которой предназначался груз, но не должностным лицом. Ответственность за перевозку и растаможивание лежала на генеральном директоре, который, кстати, тоже был под арестом. Выходило, что Михаил не мог быть обвиняемым по этому делу. Такое резюме меня, конечно, взбодрило.
Наши козыри
Через несколько дней я снова отправился во Владимир. Я уверенно раскладывал перед Михаилом наши козыри, доказывающие его непричастность к данному уголовному делу. Следователь молча слушал.
На лице Михаила я прочел уверенность и надежду. Закончил я свою защитительную речь перед следователем тем, что назвал дело явно сфабрикованным.
– Мне неизвестны причины фабрикации, – сказал я. – Дело я собираюсь обжаловать через местного прокурора, а если не поможет, то подам апелляцию в прокуратуру Москвы. Кроме того, я подам жалобу в суд на незаконный арест моего клиента.
Я выжидающе посмотрел на следователя. Он вел себя уже иначе. Не знаю, что повлияло на его поведение, но держался он более дружелюбно и менее агрессивно.
– Мы не будем инкриминировать вам хранение оружия, – сказал он. – Я посоветовался с прокурором. Вы действительно оказались правы. А что касается ваших замечаний, то тут будет решать суд. Моя задача провести следствие, что, в общем-то, я и сделал. А дальнейшую судьбу вашего клиента решит суд. Что же касается освобождения его из-под стражи, то освободить его, конечно, надо, но это лишь мое личное мнение, – подчеркнул он.
Я понял, что, вероятно, существует какой-то заказ и кто-то стоит над капитаном.
– Хорошо, – сказал я, – значит, будем подавать в суд.
Через некоторое время суд, как ни странно, вынес решение в нашу пользу, и вскоре Михаил под залог был освобожден из-под стражи. Семья была очень рада. Он вернулся в Москву. Время от времени мы с ним приходили на допросы, которые становились все реже и реже.
Вскоре произошел знаменитый скандал с 500 тысячами долларов в коробке из-под ксерокса, с которыми сотрудники Службы безопасности президента задержали Астафьева и Лисовского при их выходе из Белого дома. После этого со своих постов ушли могущественный в недалеком прошлом генерал Коржаков, генерал Барсуков, Сосковец. Следом был лишен всех своих постов и Шамиль Тарпищев. Нас с Михаилом вообще перестали вызывать на допросы, будто интерес к нам полностью пропал. Михаил не раз спрашивал, как ему можно узнать о дальнейшей судьбе своего дела. Но я говорил, что самим ничего предпринимать не надо, раз никто нас не спрашивает.