Шрифт:
Последняя роль Шурика
Он вошёл в душный зал аэропорта, пряча глаза за огромными дымчатыми стёклами очков. Под руку его держала улыбающаяся симпатичная женщина, которая с удовольствием ловила на себе восхищённые взгляды окружающих. Люди перешёптывались, тыкали пальцами и останавливались как вкопанные, не веря, что мимо них только что прошли те, кого они обожали с самого детства. И все бы ничего, если бы неожиданно одна из встречающих женщин не заверещала на весь зал: «Боже мой, да это же Шурик!» Он остановился, высвободил руку, повернулся к вспотевшей от восторга женщине и, глядя ей прямо в глаза тихо сказал: «Я не Шурик! Я Александр Сергеевич Демьяненко». Он произнёс это так тихо, что услышали все, и толпа сразу отступила в сторону. Только сейчас,
Производитель сосисок захотел, чтобы в его рекламе было такое, чего ни у кого раньше не было. Ну что-то вроде «пойди туда не знаю куда, принеси то не знаю что». Больше месяца я ломал голову, написал десятки вариантов – им всё не нравится. Была даже мысль послать их, но желание заработать победило чувство собственного достоинства. Меня водили по цехам, показывали, как забивают несчастных коров, как их тела перемалывают в фарш и как потом этим фаршем набивают сосиски. Они были уверены, что я намек понял и завтра обязательно принесу гениальный сценарий.
Я приехал домой, воткнул в видеомагнитофон первую попавшуюся кассету и сел на диван ужинать. На экране замелькали знакомые кадры Гайдаевской «Операции Ы». Я помнил каждый кадр, знал наизусть каждую фразу, но все равно ловил себя на мысли, что не могу оторваться от экрана. Ступор продолжался до тех пор, пока Лидочка не наколола вилкой сосиску и не произнесла: «Горчички»… И я понял, вот оно!…
Заказчик плакал от счастья, когда на следующий день я рассказал ему идею – пригласить Александра Демьяненко и Наталью Селезнёву, чтобы они заново сыграли этот знаменитый эпизод из фильма «Операция Ы или Новые приключения Шурика» с поеданием сосисок. Не помню какими правдами и неправдами мы добыли их телефоны. Решили, что нужно сначала договориться с Александром Демьяненко, но в Питере никто не брал трубку. Поэтому позвонили в Москву и долго пререкались с домработницей Натальи Игоревны, пока она не передала телефон своей хозяйке, та не стала строить из себя звезду и сразу согласилась, оговорив лишь одно условие – гонорары за съемку мы должны отдать ей, а она сама рассчитается с Александром Сергеевичем. И предупредила, что уговорить его сниматься в этой роли сможет только она и звонить ему больше не нужно. Действительно, на следующий день все было решено. И вот они стоят рядом – кумиры моего детства, но только он – с глазами полными тоски, а она – с сияющей улыбкой, такой же, как и тридцать лет назад.
Всю дорогу до гостиницы Наталья Игоревна болтала без умолку, подтрунивала над Александром Сергеевичем, расспрашивала о предстоящих съёмках и шутила, что сниматься в купальнике будет только за очень большие деньги. Бывшая обкомовская гостиница, к которой мы подъехали – это ещё один из капризов повзрослевшей Лидочки. Она пару десятков лет назад была в Донецке на гастролях и трупа жила именно здесь. Каково же было ее разочарование, когда мы вошли в её «люкс», в котором ничего не изменилось с момента её последнего приезда – вытоптанные ковровые дорожки, прокуренные стены, полированные деревянные кровати с аляповатыми вензелями и графин с водой на тумбочке. «Советский шик», доступный ранее только избранным, сегодня выглядел убого. Мы предупреждали, что есть гостиницы поновей, но Наталья Игоревна настояла на своём и теперь, видимо, пожалела.
Чтобы снять неловкость ситуации, она попросила всех, кроме меня, выйти. Я понял, что пришло время выполнить основное требование нашей «специально приглашённой звезды» и достал из портфеля пачку долларов. Она деловито пересчитала купюры, убедившись, что там обещанные пять тысяч и спрятала деньги в свою сумочку, тем самым дав понять, что разговоры на сегодня окончены. Я попрощался и зашёл в комнату к Александру Сергеевичу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Он сидел на кровати и накручивал диск телефона:
– Хочу позвонить в Ленинград. Анжелика, наверное, переживает, – как будто оправдываясь сказал он, – Но что-то не получается…
Уходя, я оставил на рецепции номер домашнего телефона Александра Сергеевича и попросил обязательно дозвониться. Дежурная посмотрела на меня и отрешённо кивнула, ведь я запросто общался с людьми, которых она видела только на экране. Она тут же дозвонилась и утром Александр Сергеевич долго благодарил меня за то, что он смог поговорить с семьёй.
А пока до утра было ещё очень далеко, и сделать нужно было очень много. Несколько дней назад мы арендовали студийный павильон у рекламного агентства, в котором я проработал более шести лет. Не могу сказать, что это было сделано случайно или не было другого выбора. Я, наверное, очень хотел доказать что-то своему бывшему шефу, показать, что я тоже чего-то стою и могу что-то сделать самостоятельно. Другой на его месте послал бы меня, в лучшем случае на все четыре стороны, а он согласился.
Мы вместе с художником, оператором и гримёром разобрали по кадрам нужный нам эпизод из фильма – как построен свет, как движется камера, какой должна быть декорация, что нужно из реквизита, как одевать актеров и какие им делать причёски. Пока мы работали в студии на нас не обращали внимание, поскольку никто, кроме директора агентства, не знал о наших планах. Но уже утром, когда вслед за мной из лифта вышли Шурик и Лидочка, ситуация повторилась, точь в точь, как в аэропорту – сначала всеобщий ступор, потом перешёптывание, потом приставания с просьбой сфотографироваться. Пока мы в гримёрке занимались примеркой костюмов, мой администратор, Валерий Валентинович, купался в лучах славы, отвечая на многочисленные вопросы. Он не любил, когда его называли «администратор» и предпочитал именовать себя «продюсер», хотя к продюсированию не имел ни малейшего отношения, а был банальным «найди, достань, договорись», но к чести сказать, эти функции выполнял безукоризненно.
Я думал, что к началу съёмок, как всякий артист соскучившийся по работе, Александр Сергеевич перестанет хандрить и хотя бы раз улыбнётся, но как только парикмахер развел краситель и начал делать из него блондина, как в фильме, я заметил, что по его щекам покатились слезы. Он незаметно смахнул их и уставился в одну точку, не реагируя на непрерывную болтовню Натальи Селезнёвой. Она же готова была рассказать все, что помнила и даже больше: как ей тошнило от сосисок, как она стеснялась сниматься в купальнике, как к ней приставал Гайдай, как её чуть не выгнали из института, как приятно было целоваться с Сашенькой и что они специально несколько раз запарывали дубли, чтобы поцеловаться ещё раз. Закончив с гримом и костюмами, мы вошли в студию:
– Боже мой, – воскликнула Наталья Игоревна, – всё точно так же, как в картине!
Да, мы постарались. Декорация была действительно точной копией гайдаевской, даже на столе стояли настоящая бутылка минералки и баночка горчицы из 60-х. Внутри, конечно, была не горчица, а подкрашенный пищевым красителем майонез, чтобы актриса могла спокойно кусать сосиски… Кто знал, что именно сосиски станут тем, что чуть не сорвёт нам съёмки. От заказчика мы получили целый ящик свеженьких сосисок. Перед началом съёмки сварили пачку в надежде, что их вполне хватит на десять дублей, чтобы получить желанный результат. Но ни тут то было.
Мы долго все вместе смотрели эпизод из фильма, актёры отрабатывали моторику движений, вспоминали фразы, съёмочная группа репетировала движение камеры и доводила свет. Несколько раз попробовали «в сухую», и, когда все сказали, что готовы, художник внёс сосиски и аккуратно уложил парочку на тарелку. Мотор. Камера. Начали… Лидочка накалывает вилкой сосиску, а та, изогнувшись разламывается пополам и падает на стол. Второй дубль – та же история. В третьем, четвёртом и пятом снова подвела «высококачественная» сосиска. Может быть не так накалывает? Может вилка слишком острая? Может быть переварили? А может сырую снимать? Часа три мы бились, экспериментировали, злились – все безрезультатно. Через студийное окошко за нашими потугами поочерёдно наблюдали почти все сотрудники рекламного агентства. Очередь дошла и до поварихи. Она недолго смотрела на нашу войну с сосисками, а потом спокойно ушла к себе на кухню. Через десять минут в дверь студии постучали. На пороге стояла повариха Лена и держала тарелку с сосисками.