Записки Безымянного [поэзия]

Лайтбрингер Тимонг

Он шел один к себе домой - ему так было не впервой, и звезды в небе выжгли путь, и впереди себя чуть-чуть сумел людей он разглядеть, картину горькую узреть. Их было трое, и один высоких гор был гражданин, второй был лысый, точно шар - и горько-кислый перегар от них послушно вяло тек ... Джигит стоял, взведя курок, приставив к женской голове, и на ее белом челе заметен был стекавший пот ... тут лысого пришел черед - и он, заткнув ей рот рукой, своей свободную ногой

в живот ударил раза два - и хриплый стон ее едва был слышен в тот полночный миг ... но тут джигита вдруг настиг Спасатель резко со спины - пусть лишь секунды дадены, но выбил он тот пистолет, и, сняв жестокости запрет, он бил его что было сил - и

тот от боли голосил.

Тогда, свою бросив добычу, второй преступник рожу бычью вмиг повернул на друга крика - и в тот же самый грешный миг рванул за брошенным курком ... Спасенна женщина бегом успела скрыться с места драки, пока те двое как собаки, Спасателя избрав как цель, его в кровавую купель пытались мигом окунуть ... Вот лысый свой проделал путь и поднял выбитый вновь ствол - как будто гром в тот миг пришел в ночной и тихий этот мир, дабы устроить кровный пир.

И пуля врезалась в тела - она тот миг давно ждала, пройдя Спасателя сквозь грудь, она джигиту по чуть-чуть вошла в еще стучаще сердце … закрыта жизни была дверца его мгновенно в тот же миг, вместе с Спасателем он сник и распластался на земле со струйкой крови на челе... Второй преступник, бросив ствол, прыжками в тьму в тот день ушел.

Они и умерли вот так - Спасатель сверху, снизу враг, уставив свой стеклянный взор на неба звездного простор.

Спаситель жив, Спаситель есть, но так сомнительна та честь

Идти за ним куда-то вбок - и спящим выйти за порог.

Спасатель жив когда-то был - но умер в душах и почил,

Но, выходя однажды в путь, его мы вспомним как-нибудь...

Тело и боль

Мне больно сидеть, мне больно лежать,

Мне больно питаться и больно дышать,

И тело болит все который уж день …

Ему быть здоровым видать страшно лень,

Ему жить без боли видать неохота,

А муки души - не его ведь забота,

Оно же живет только здесь и сейчас …

Душа пусть и вечна, но тело - на раз.

Вчера было больно особенно сильно...

Здоровье - оно, брат, весьма нестабильно,

Лишиться его очень просто подчас,

Ведь тело - не вечно, здоровье - на раз.

Здоровье не купишь свое, друг, за баксы,

Не создано миром еще такой таксы,

Когда заплатил за сеанс - и готово,

Живой и здоровый всю жизнь ходишь снова.

Но годы идут, и время придет,

И колокол вдруг по тебе враз забьет,

И тело оставишь свое ты в тот миг -

Ты нового мира без боли достиг.

И тело погибнет, и тело умрет,

Сознание только лишь вечно живет,

Души не убьешь ты, ее не отнимешь,

Ножом не проткнешь и рукой не обнимешь.

Пускай и хворает она иногда,

Но с нами прибудет все время, всегда,

Ей тела недуги давно не страшны,

Они все поблекли, они не важны,

Как камни в дороге они на пути,

Нам сдвинуть придется их, дабы пройти,

Придется отбросить однажды совсем

Все тело свое, чтобы снова стать всем -

Всем тем, чем мы были давно до тех пор,

Пока не спустились в тела наши с гор,

Пока мы не стали до боли телесны,

Умами могучи, душой бессловесны,

Всем телом подвижны, но с каменным духом,

И в сто децибел, но не слышащим слухом.

Придет и мой день когда-нибудь тоже,

И тело мое также станет негоже,

Церковник возложит его на алтарь,

Укрыв простыней, как давно было встарь.

Молебен унылый закатит в тот день,

Но слушать его мне уже будет лень.

Когда он придет, смерти миг в то мгновенье,

Я с телом расстанусь уж без сожаленья.

Но этот мир боли не смею забыть,

По-прежнему буду его я любить,

Когда вновь вернусь из далекого краю...

Я сам умирал, и, поверьте, - я знаю.

Умершая звезда

Себе свой мир давно творя, я превзошел земли царя, Но только лишь душа моя с иного плана бытия. И я песню на флейте пою небесам, И проста эта песня, а флейта - я сам. Я не буду вновь прежним уже никогда, И мне путь осветив, не погаснет звезда, Протяну я ладони тогда к небесам И отвечу : "Я прибыл. Один. Только сам". И, упав мне на руки, мне молвит звезда : "Ты сгоришь скоро прежний, но то не беда, Коль иным существом ты возжаждал уж стать, То придется тебе также ярко сгорать, Как сгораю и я, опускаясь с небес, Потеряв весь свой блеск, положенье и вес, Лишь затем чтобы в руки твои угодить, Научив тебя небо тем самым любить". С тех пор звезду ту полюбя, я утверждаю из себя Лишь только то, что познал сам - не обращаясь к праотцам И текстам умерших времен ... так каждый для того рожден, Чтобы, забыв, вновь вспомнить вмиг свой венценосный звездный лик И, умерев, родиться вновь - ведь имя смерти есть любовь.

Утихни, друг мой литератор

Утихни, милый литератор, ты стал теперь лишь конфискатор стихов поэзии всей сути, убив ее в словесной смуте.

Послушай, друг мой литератор, ты как бесстрастный обфускатор cтремишься сущность всю изъять - не можешь ты еще понять, что не в словах их скрыта сила - душе лишь сила их та мила и сердцу живостью близка … они ее издалека, с высот небес достать смогли - им глас шептал : "Твори, твори, и принеси ты миру слово, и будет пусть оно не ново, но станет сказано тобой, ведь ты еще душой живой".

Но то бесстрашие их слов сплотило всяческих ослов, что взяли скальпель, взяли нож (на них ты, друг мой, страсть похож) и изничтожили слов силу, ведь словоблудию – кумиру они давным-давно сдались - с тех самых дней, что родились.

Мне внемли, глупый литератор, - ты словно душ рефриджератор их заморозить вмиг готов своей плеядой громких слов. Уразумей, не в рифме дело - слов сочетаньям нет предела, не в стихотворном дело слоге - растут и розы на дороге, и не в метафорах подавно - их люди пользуют исправно, но в силе внутренней творений, когда один, без сожалений ты заступаешь за черту, чтобы далекую мечту свою, быть может, воплотить и наносное все убить, - чтобы однажды стать тем прежним - лишь бесконечным, лишь безбрежным пустынным странником времен … ведь для того ты был рожден.