Записки грибника
Шрифт:
Чудом не навернулся, боком сполз вниз, дотянулся до оружия и потихоньку подтащил к себе, одновременно пытаясь увидеть зверя.
— Где? — Спросил у пригнувшегося рядом стрельца.
— Черемуху видишь?
— Я её от крапиву отличаю, только когда она цветет. Ты мне лучше пальцем покажи
— Да вон она, березка сломанная и по правую руку от неё, темное пятно, это и есть кабанчик. Во… гляди… Пошел.
Теперь уже и я рассмотрел, впереди, метрах в двухстах, от леса осторожно шел зверь.
Положил винтовку на борт, медленно потянул за рычаг, открывая
А этот гад идет, и как будто вальсирует, шаг вперед и три назад. Когда до места осталось совсем немного. Думаю что, ветер поменялся, он вдруг остановился, вскинул морду и стал принюхиваться.
Тимошка, зашипел в ухо, — Стреляй, унюхал…
Целился, исключительно по стволу, попаду, не попаду. Мысленно выругавшись, нажал на курок. Раздался выстрел, позади кабана появилось как будто облачко, не издав ни звука, он рухнул как подкошенный, целиком скрывшись в высокой траве.
Я же полетел назад, сопровождаемый 'е бука ми', получив удар в лоб. Это меня приласкал проснувшийся Силантий.
— Охерели, оба… Я вас б… счаз… — Еще пяток идиом матерного характера. Все бы ничего, да только он собрался вылезать из телеги, чтоб продолжить вразумление чад неразумных. Тимошка, сука, сбежал гадский папа, мне что одному, отдуваться?
На фиг. Руки в ноги, то есть винтовку, и вперед от греха подальше, заодно добычу проверить надобно.
Я бы тоже рассвирепел, если бы кто у меня над головой из пушки бабахнул.
Отбежав шагов с десяток, оглянулся, старик сидел в телеге, держался за голову, и раскачивался.
Блин, похоже, его контузило. Но каков вояка, спал же, внезапная побудка, сориентировался и приласкал своего обидчика.
Пока добрел до места, где лежал трофей, изругался вдрызг. Трава осочного типа, не знаю как зовется, высотой по пояс, ноги приходиться поднимать высоко, через двадцать метров, они стали просто отваливаться от задницы.
Кабан лежал на правом боку, зелень вокруг была залита кровью и усеяна какими-то мелкими комочками.
— Тимофей, давай его перевернем, хочу на тот бок глянуть.
— Господи, вот это да, — В голосе парня было удивление и восхищение одновременно. У кабана, почти не было правой лопатки, в здоровенную дыру, мои два кулака точно влезли бы.
Насмотревшись вдоволь, побрели обратно, не тащить же его на себе, подъедем, погрузим и домой.
— Федька. Я те убью, когда ни-будь, ежели еще раз такое сотворишь… — Силантий, сама любезность, сидел в обнимку с кувшином пива, хорошо еще с кулаками не полез, с него сталось бы.
Он так и не вылез из телеги, пришлось корячиться нам с Тимофеем, затаскивая неподъемную тушу, под 'дружеские' советы старшего товарища.
Больше в тот день, я не сделал, ни одного выстрела. Лишь только к обеду следующего дня мне удалось, вырваться из объятий полупьяной компании Никодима и Силантия. Заодно прояснилась причина его состояния, не стояния. Помните, налет татарский, он с Марфой отбивался тогда, да я рассказывал о нем. Вот его и отмечает, как второй день рождения. С утра съездил, поставил свечку, Николе угоднику, вернулся, и понеслась… Душа по кочкам…
Лета ХХХ года, Май 23 день
Только сегодня вернулся из деревни. На обратной дороге проехал через кузнечную слободу, забрал заказные ранее оснастки и приспособления, к сожалению не все мы можем делать сами. В основном это штампы, вот те же напильники, 'улетают' со страшной силой. По совету одного дедушки, нашел купца из Архангельска, сговорился с ним, что куплю привезенные им абразивные камни. Это завтра, после того как обоз подойдет.
Достал меня этот город, суета и сутолока, все куда-то спешат, торопятся… За прошедшие столетия ничего не изменилось. Или это болезнь всех больших городов?
Большой… Около восьми километров длиной, семь в поперечнике, его неспешным шагом можно пройти за полтора часа из конца в конец. Да мой район, где родился и вырос, покроет всю эту Москву, как бык овцу, два раза и ещё кусочек останется на развод. Эх, нынешние Москвичи, не знаете вы, что такое, Большой Город.
Причины уехать были, и довольно серьезные, некоторые уже упоминал, другие нарисовались буквально в последние месяц, два.
На горизонте стали появляться разного рода личности, интересующиеся всем, что происходит на нашем подворье. Мишка первым принес такую весточку, его отловили и вежливо поспрошали, навешав подзатыльников, наученный собственным 'опытом' он залился соловьем, рассказал много о делах хозяйственных и ни слова о производственных. Надо было видеть его глазищи в тот момент, когда он рассказывал. Даже пришлось его отпаивать горячим чаем, чтоб успокоился и внятно все изложил.
Была сделана ещё одна попытка, да не удачная, Клим просто сбежал от преследователей, заперся в лавке и через знакомого мальчишку дал знать. Пришлось всей толпой ехать и выручать.
Вот с тех пор и сидят детки на дворе, на улицу сами идти не хотят, хотя никто им особливо-то и не запрещал.
Вот и сегодня забирал свои железки, а Пронька кузнец, глаза прячет, голосок, как-то фальшиво звучит, наигранно так. Уже попрощались, я почти за ворота вышел, взял да остановился на полдороги и обернулся к нему, — Ты мне, что молвить хотел, и не вздумай лжу сказывать. Кто к тебе приходил?
— Господь с тобой Феденька, никто ко мне из чужих не хаживал…
— Значиться это местные?
— Не ведаю об чем спрос ведешь.
— Понятно, свидишься с ними…
— да с кем же я свижу…
— Молвишь, ежели что, — как татей порешу, коих этой весной кончил.
Оставив за собой последнее слово, сел в телегу и поехал дальше.
Надо торопить Никодима с переездом, к чертям собачим, там, грубо говоря, все свои и чужак как на ладони будет. Что в тайне сохранить производственные новинки не удастся, это понятно, да только хочу сливки снять, а потом другие уж пусть обрат* лакают.