Записки кельды
Шрифт:
— Сколько?
Почему-то мне всегда интересно.
— Двадцать две минуты, — Вова знает этот мой прикол и каждый раз засекает время.
— Нормально.
Мои пациенты уже проснулись и вместе с жёнами обрушили на нас поток благодарностей.
— Спокойно, товарищи! Запомните это чувство, переживём его немного позже! Сейчас ваша задача — сместиться в сторонку, например, за портал — и привести себя в порядок. Хотя бы относительно. Стереть с себя эти корки, лекарства и прочее. У ваших медиков должны быть какие-нибудь влажные салфетки. Помыться, к сожалению, можно будет
ПОПОЛНЕНИЕ
За двадцать две минуты моего отсутствия:
Галя с Кирей торжественно вошли в портал, наша большая повозка была помпезно подана кран-бортом и ожидала Вову для отбуксировки — чем он, кстати, немедленно и занялся, обставив событие чрезвычайно театрально: сперва Галя, Кирилл и присоединившийся Андрей громко сокрушались, что нет подходящих лошадей, способных вытянуть вес такого большого фургона, а потом красиво вышел Вова и не напрягаясь оттащил его в сторону, произведя на зевак глубочайшее впечатление.
Максим успел выслушать подробный рассказ о своём пребывании в коме, приключениях дедов и наших с Вовой подвигах, воссоединился с женой и детьми — и теперь тоже стоял в очередь с благодарностями. Потом, всё потом.
Замечательный мужик и отличный мастер Никита, владелец четырёх рыжих лошадок и прекрасной наковальни, смущённо ждал возможности официально влиться в наши ряды.
Конниковы тоже перебрались на эту сторону и, оправдывая свою фамилию, вовсю знакомились с Андреевым табуном.
Аля, оказывается, должна была дождаться сына Петьку из какого-то хитровыдуманного санатория, в котором тот отдыхал по инвалидной путёвке, во-вторых встретить заказанных нами жеребят, которые приедут только через три дня. Староземных, конечно же. Остальные две дочки Савельевых предпочли остаться на Старой Земле, с бабушкой. Ясно.
Больше новостей не было.
Вова раскрыл рюкзак и в считанные минуты распродал большую часть рыбы. Остатки мы вручили Анне с Лёней — для обзора, я же говорила. Пока эти трое между собой сговаривались и уже снова записывали видео с Вовиным рассказом про рыбу, я вспомнила про обещание ответов для прессы и подошла к переминающейся репортёрше.
— Три вопроса, — я посмотрела в девственно-пустые глаза… не поймёт… — Я разрешаю вам задать три вопроса. Первый?
— А!.. Почему вам не нравятся феминистки?
— Ну почему же, мне нравятся настоящие феминистки. В определённом смысле я и себя считаю феминисткой, поскольку выполнять рядом с мужчиной исключительно декоративную функцию я бы не смогла. А вот тех истерических психованных бабёнок, которые весь мир наводнили своими нездоровыми идеями, я действительно не уважаю. Потому что они — тупые курицы, которые не видят, что все люди — разные, что это хорошо, и именно в этом сила социума. Второй?
— Вы действительно не принимаете курящих?
— Вы невнимательны. Мы принимаем и курящих тоже. Только для курения нужно будет пройти за границу поселения.
— То есть, как вы сказали, за двадцать километров?
— Нет. Не за границу баронства, а за границу, допустим, посёлка, понятно? И это был
— Ой, нет-нет, ещё один, пожалуйста!
Я посмотрела: Вова всё ещё что-то вкусно рассказывал про рыбу.
— Ладно, давайте.
Репортёрша закусила губу и меленько затряслась, видимо, выбирая из сонма роящихся в её головёнке вопросиков:
— Вы поставили в своём… э-э-э… обращении… довольно жёсткие условия. А вот если люди, например, не со всеми пунктами согласны, и захотят защитить свои интересы, м-м-м… права… например, представители сексуальных меньшинств тоже хотят иметь детей…
— Какие молодцы! — с жизнерадостным кретинизмом воскликнула я.
Оператор хрюкнул.
— Что? — не поняла девица.
— А вы знаете, я ведь слышала о некоем занимательном эксперименте. Страну только забыла. В Африке, кажется, во всяком случае президент был однозначно чёрный. Так вот, когда к нему пришла парочка геев с аналогичными претензиями, он посадил их в тюрьму. Гуманно, в общую камеру. Сказал, как только кто-либо из них забеременеет — сразу отпустит обоих. Вот такая вот загогулина… — репортёрша приоткрыла рот и захлопала приклеенными ресницами, — Меня как-то возиться с тюрьмами не прёт, поэтому жить — пожалуйста. Бороться за права — увольте. С правами — на йух. Читайте по буквам. Вы же средство массовой информации, всё должно быть цензурно. Так что все борцуны за права дружно идут на йух. И там пусть имеют свои права в своё удовольствие. Всего доброго.
Хватит. Идиотия должна быть строго дозирована.
Я мило улыбнулась и пошла перекинуться напоследок парой слов с подругой, однако (вот оно, влияние на меня речевых традиций малых северных народов!) была снова перехвачена Мироном.
— Госпожа баронесса!
— Слушаю вас!
— Благодарю вас за моих ребят!
— Ну, теперь это — наши ребята, так что — вам спасибо.
— И тем не менее. Мы бы хотели поддержать ваш посёлок.
— Чем?
— Палатки, спальники, тушёнка… — он начал перечислять, широкими жестами загибая пальцы.
— Так, Мирон, пойдёмте-ка сядем, а то я всё время за вас переживаю. Стол широкий, там у вас будет меньше шансов случайно зацепиться. Я, конечно, рада буду видеть вас на нашем острове, но рады ли будете вы так же сильно как я — что-то я сомневаюсь, — мы сели, — Итак, вы хотите дать за своими людьми, так скажем, приданое?
— Ну, можно сказать и так. Что там они сами решат — их дело, но от себя нам бы хотелось, да.
— Дайте-ка я догадаюсь… Вы даже что-то привезли с собой в этой прекрасной камуфлированной машине? Да?
— Так точно, привезли.
— И на чём мы всё это богатство повезём? — Мирон подвис, — Вы, видимо, не в курсе, что до нашего острова добрый десяток километров по прямой. А с обходами и бродами больше пятнадцати выходит.
— Та-а-ак… И что делать?
— Могу предложить вам подождать нас. Мы доедем до острова, разгрузимся — и вернёмся где-то к двенадцати-часу. Или (я посмотрела в листочек с соотношением часов) к шести часам вечера.
— Давайте к двенадцати.
— Сейчас муж освободится, по времени уточним — вдруг у него уже какие-то планы.