Записки книжного персонажа. Сборник рассказов
Шрифт:
Они долго издавали звуки – каждый свой. Пока, выдохшись, не замолчали.
– Не-е-т, – вновь протянул Алексей. – Мы что-то разное слышим. У меня явно часы тикают где-то. Причем наручные. А у тебя – капли какие-то…
Он помолчал и вдруг суетливо заговорил вновь:
– Саш, а ты знаешь, мне ведь пора. Надо бежать.
– Куда? – забеспокоилась Саша. – Мы же хотели разобраться!
– Не, пора. Я опаздываю. Я сейчас вдруг вспомнил. Я на поезд опаздываю, мне в командировку ведь ехать, а я тут с тобой…
– В командировку?
– Во-во, и у меня то же самое. Только я не на заводе работаю, а в строительном тресте. Подожди, какой папа? А тебе лет-то сколько?
– Кажется, четырнадцать… Нет, пятнадцать только исполнилось. Ах…
Александра будто вспомнила что-то. Она быстро и неразборчиво зашептала какие-то слова, и только отдельные доходили до слуха ее собеседника:
– Бассейн, велосипед… Юрка дал покататься. Дождь противный, мелкий такой, а у меня насморк… Скользко. В бассейн завтра все равно пойду. Очки мои раскололись, вон дужка от них валяется…
– Ну, ладно. Ты, Шура, катайся, плавай, а я пошел.
Девочка продолжала еще что-то бормотать…
Низко склонившееся над Сашей женское лицо было сосредоточенным. Губы беззвучно шевелились. Девочка непроизвольно стала пытаться подражать им. Она тоже попробовала разомкнуть свои губы. Не получилось. Тело словно отсутствовало. Только глаза. Может, все-таки это сон? Новый сон?
Лицо уже слишком долго и назойливо нависало над Сашей, не меняя выражения и создавая некий дискомфорт, будто сейчас на тебя навалятся и придавят всем телом. А губы по-прежнему немо бормотали.
Звук «кап-кап» куда-то исчез. И Алексей как назло молчал. Теперь наступила мертвая тишина и все померкло в кромешной черноте. Непонимание, что происходит, вопило в сознании и замещалось страхом. Паника начала было вновь нарастать, но тут же пропала. Откуда-то сбоку отчетливо прозвучали слова:
– Сашенька, наконец-то ты пришла в себя. Малышка моя, как же тебя угораздило так?
– Мама, – произнесла девочка.
– Молчи, Шуронька, тебе нельзя много говорить, и так столько дней в бреду разговаривала.
– А что со мной, мам? – Саша заплакала и почувствовала, как по щекам потекли горячие слезы. На какое-то время девочка впала в забытье.
Шелестящий звук заставил вновь открыть глаза. Женское лицо исчезло. Теперь белый потолок дрожал сквозь озерца слезинок. Вот скатилась одна… А вот и другая. На потолке отчетливо проступила крохотная трещинка в штукатурке. Саше понравилось ее разглядывать. Она так увлеклась выискиванием на белом фоне всяких крапинок, рисочек и пятнышек, что вздрогнула, когда потолок заслонило лицо мамы.
– Шурочка, ты упала с велосипеда и ударилась головой. Не помнишь?
Мысли путались. Застывшая картинка всплыла в сознании: рука, тянущаяся за дужкой от очков. Дужка, одиноко лежащая на мокром асфальте.
«Это же моя рука, Лёш! – узнала ее Саша, по привычке обращаясь к недавнему собеседнику. – Лёша, слышишь меня? Я все вспомнила! Мои очки. Они разбились. Вот кто-то подобрал их и успокаивает меня, что родители купят новые. Ласково так успокаивает. Но с тревогой в голосе. И голос не один – их несколько. Какие-то люди пытаются меня поднять с асфальта, на котором я раскорячилась,
Наконец третий этаж. Кто-то звонит в нашу квартиру. Леша, ты слышишь меня? Видишь, как я складно вспоминаю!
Открывается дверь. Мама и папа, толкая друг друга, перехватывают мое тело из чужих рук… Потом слышу журчащую из крана воду и вижу дно ванны, залитой моей кровью. Это мама аккуратно и быстро умывает меня. Рядом хлопочет отец с бинтами. Мельком вижу свое лицо в зеркале. С равнодушием отмечаю заплывшие в кровоподтеках глаза-щелки, окровавленные губы, разбитую скулу, огромную ссадину на левой стороне во всю щеку, слипшиеся от крови волосы. А еще слышу папины слова, несколько раз повторившиеся: „Видишь как? Видишь?“. Языком я придерживаю шатающиеся передние зубы – того и гляди выпадут, если язык отпущу. И соленый привкус. Беспокойство и суета вокруг… Леша! Ну не молчи! Или ты ушел уже в свою командировку?».
Шуршащий звук усилился и прошелестел у самого уха.
– Та-ак, что тут у нас? – раздается мужской, несколько громковатый для слуха голос. – Ну, милочка, всё отлично. Как ты себя чувствуешь?
Доктор пришел, Саша понимает это. Он немного заикается на некоторых согласных буквах.
– Хорошо. Зубы… – шепчет невнятно девочка.
– Зубы? Это не беда! Самое страшное позади. Ну, если выпадут – новые поставим, красивые. Будешь с голливудской улыбкой…
– А где Алексей Коловерин? Он уехал в командировку?
Доктор с удивлением смотрит на Сашу, потом на мать, сидящую рядом. Одними глазами он задает ей какой-то вопрос. Та что-то, скорее всего, отвечает, потому что мужчина вновь переводит взгляд на Сашу, улыбается и произносит непонятную фразу:
– А тебе, Шурочка, с ним не по пути…
Ей невдомек, что означают эти слова… Но на душе становится спокойно. Глаза закрываются, хочется спать. И мама рядом…
В отделении нейрохирургии обычная полуденная суета. Дверь кабинета заведующего отделением открыта. В нее входит мужчина с утомленным лицом, а из-за стола его приветствует хозяин кабинета:
– А, Б-борис Алекс-сандрович, д-добрый день! П-присаживайтесь. Всё в порядке. Кризис миновал. Сашенька, слава богу, вышла вчера из к-комы. Н-ну, вы сами все знаете и видите. Сознание быстро восстанавливается. С отеком мозга п-пришлось п-повоевать. Т-так что… Время теперь, дорогой мой, время…