Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945

Дрягина Ирина Викторовна

Ты помнишь, родная, октябрьские ночи,Тревожные дни под Москвой,Когда, не смыкая усталые очи,Она сохраняла свой гордый покой.Мы крепче в те дни полюбили столицу,Она нам казалась прекрасней в сто крат,Кругом дорогие суровые лица,И каждый москвич — словно друг или брат.В тяжелое время мы с ней расставались,Стреляли зенитки, ревел паровоз,Священною местью сердца наполнялись,Но в наших глазах не увидели слез.Нас старые матери в бой провожали,С собой мы везли их сердечный покой.В глазах их усталых все слезы дрожали,И сердце полно было горькой тоской.«Не плачьте, родные!» — мы их утешали.Вернемся с победой мы снова домой,Чтоб спать вам тревоги в ночи не мешали,Врага мы прогоним

холодной зимой.Потом мы в теплушке семь дней коротали,Грызя сухари, запивали водой.Часы, как минуты, у нас пролетали,Кругом были песни, задор молодой.С какою охотой учиться мы стали,По десять уроков и два строевой,А в зимние ночи почти и не спали,Их трудной учебе отдав боевой.Когда с полигона в морозное утроПридет делегат, и еще у двериОн девушкам крикнет с задорною шуткой:«Мы все погасили вчера фонари!»Учебных бомбежек своих результатыМы крепко старались узнать и понять,И счастливы были надеждой крылатой,Что фрицев весной нам придется гонять.И так незаметно весна подоспела,На фронт вылетать получили приказ.Почувствовали, что для сложного делаРодная страна призвала теперь нас.Как первые вылеты нас волновали!И полк весь сплотился заботой одной,Когда мы с заданья подруг ожидали,Была для нас каждая близкой, родной.Да, было не просто в дивизии нашейДобыть себе право быть равным в строю.Самим чтоб летать, без мамашей, папашей,Отбросивши женскую хрупкость свою.Мы ночи летали, а утром не спали,В глазах воспаленных всегда был вопрос:«Как ночью сегодня по фрицам мы дали,Что штаб нам наземный об этом донес?»Да, нам не забыть, как мы Дон защищали.Там ночью бомбили мы немцев не раз,Как с фрицами лодки на дно опускали,Стараясь точно исполнить приказ.Над нашим Кавказом нависла угроза,Для Родины трудные выпали дни,Мы снова летали бомбить по дорогам,Бить танки, тушить у машин их огни.И если бы чувствовал немец проклятый,Когда он, от страха язык проглотив,В канаву валился, весь дрожью объятый,Кто в страх тот смертельный его обратил?И Терек седой удивлен не на шутку,Такого он раньше в веках не видал.Кто немцам вздохнуть не давал ни минутки,Кто жару такого арийцам поддал?А сверху спокойно, но точно и меткоЛетят на них бомбы опять и опять.А утром нам наша доносит разведка,Что немцы устали убитых считать.Да, немцы не знают, что девушки это,Веселые, смелые — кровь с молоком!Что больше всего дорожат они в светеСвоим первым в мире женским полком!Теперь же девчата блестят орденами,Но скромности девичьей полны сердца,И нет хвастунов и зазнаек меж нами,Мы помним советы вождя и отца.Пусть скажет отец, что гордится он дочкой,Не только сынами гордиться должны!Летает она каждой темною ночкой,И бомбы ее очень фронту нужны.В семье нашей дружной есть строгий порядок:Приказ командира — священный закон.Хоть жизни ценою, а выполнить надо,Как бы ни сложен, опасен был он.А наш командир, комиссар — это люди,К которым привязаны мы навсегда.И что б ни случилось, и где мы ни будем,Любовь нашу к ним не сотрут и года.Нет, кажется, женщины более скромной,Чем наша майор — командир боевой.В работе большой, напряженной, огромнойПрекрасный товарищ, простой, волевой.Мы все ее любим, и каждая тайноМечтает спасти ее в жарком бою,Без шума и пафоса, будто случайно,Отдать за нее жизнь и силу свою.Нет, это не лесть! Да зачем она людям,Которых роднят боевые дела.Об этом мы ей говорить и не будем,Мы делом покажем, чтоб так поняла.А наш комиссар — это мама родная,О каждой заботится лично сама,О том, как она нас растила, ласкала,Напишем когда-нибудь книги, тома.Ей партия, Родина нас поручила,Сначала мы были девчонки, юнцы.Она нас работе и жизни учила,Да так, что завидовать могут отцы.И так мы воюем. И летчики-«братцы»«Сестренками» девушек наших зовут,В семье боевой мы, как равные, дратьсяЗа

Родину будем, за радостный труд.Пока хоть один запаршивевший немецНа нашей земле будет трупом смердить,Мы вахту почетную, сестры, не сменим.За нами народ. Мы должны победить!

Саша Акимова была зачислена в группу вооруженцев. Зима 1942/43 года была суровая, с сорокаградусными морозами, дул резкий ветер, обжигал лицо, примораживал к инструментам руки. Особенно тяжело было работать девушкам ночью. Мастер по вооружению Саша Акимова всегда была готова подхватить шутку, сердечным словом ободрить подругу и сама работала неутомимо.

— На земле работать хорошо сможет не каждый, тут только смотри да смотри, — приговаривала Саша.

А сама все же со вздохом смотрела, как взлетают в небо самолеты, мечтала об увлекательной профессии летчика-штурмана.

До августа 1943 года мастер по вооружению Александра Акимова подвесила на самолеты У-2 многие тонны бомб, но ей хотелось самой сбрасывать эти бомбы на врага. В сложных условиях фронта, тяжелой боевой работы она изучила непростое дело штурмана самолета. Саша была свидетелем, как немецкие самолеты в одну ночь за короткое время сожгли четыре У-2 с нашими девушками: погибло восемь замечательных летчиц и штурманов… На наших самолетах не было парашютов и стрелкового вооружения, поэтому мы не могли ни отстреливаться, ни покинуть сбитый самолет.

Вместе с другими девушками Саша Акимова начала новый отсчет своей боевой работы. Она быстро догнала ветеранов полка и к концу войны совершила 710 боевых вылетов. Представление ее к высокому званию Героя Советского Союза было подписано командующим фронтом Маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским еще в 1945 году, но Звезду Героя России она получила только в декабре 1994 года.

В нашем полку, как уже говорилось, помимо обычной работы — боевых вылетов — решалась и другая задача: готовились новые кадры летчиков и штурманов. И это дело пришлось по душе Саше. Ей поручили вести занятия по теории бомбометания. Нужно было видеть, с каким упорством и умением учила она молодежь, наших новых «штурманят»; как ласково и терпеливо все объясняла. Александра Акимова была прирожденным педагогом, она учила не только штурманскому делу, она учила жить, бороться, думать. Недаром же у нас в полку действовали кружки по философии, политэкономии, истории партии, литературе. Недаром Сашу и некоторых других наших подруг (Рудневу, Рябову, Гельман) называли «теоретиками» за страсть к спорам и дискуссиям по разным вопросам, касавшимся быта, морали, философии, военного дела, содержания прочитанных книг. Споры носили подчас острый характер.

Окончилась война. Саша вернулась в свой педагогический институт, защитила кандидатскую диссертацию, в течение тридцати лет преподавала историю в московских вузах.

Всегда для Александры Федоровны Акимовой были законом жизни бескомпромиссность, выдержка, твердость и умение отстаивать свою позицию, невзирая на авторитеты.

Сейчас Александра Федоровна ведет большую работу, являясь членом правления Российской ассоциации Героев. Она неоднократно выражала возмущение по поводу искажения некоторых фактов нашей истории в школьных учебниках, выпускаемых под эгидой Д. Сороса. Был также решен вопрос о возвращении на карту Москвы улицы Героя Советского Союза Татьяны Макаровой, нашей однополчанки, летчицы, сгоревшей в небе Польши.

У А. Ф. Акимовой хорошая поддержка в жизни — муж, боевой моряк и единомышленник Тимофей Сергеевич Манаенков, две дочери, две внучки и внук.

Серафима Амосова

Серафима Амосова — сибирячка, хотя ее дед с семьей переселились в Красноярский край из Белоруссии.

Родилась Сима в необычных условиях — в лесу (сибирской тайге), у ручья, где мама ее обмыла, завернула в фартук, обсушила на солнышке и принесла домой вместе с собранными ягодами малины. С детства Сима была любознательна и музыкальна, любила слушать рассказы отца (большевика) о том, как трудовой народ добывает свое счастье. Рано Сима стала пионеркой и комсомолкой. Знаменитые Красноярские «столбы», чудесное творение природы — высочайшие каменные изваяния причудливой формы, на которые и сейчас забираются смельчаки, пробудили в ней желание полетать над городом, спеть над ним песню. Она поступила в планерную школу. Восхитительное чувство парения в воздухе сохранилось в ее душе даже тогда, когда ее полеты закончились неудачей и она на месяц попала в больницу. Выздоровев и заново научившись ходить, она добилась через горком комсомола направления в Тамбовское авиационное училище, которое закончила на «отлично». В 1936 году получила звание летчика.

Авиалиния Москва — Иркутск считалась наиболее трудной, и Серафиму Амосову долго не допускали к полетам. Никто из летчиков не хотел брать к себе второго пилота — женщину. Сима написала письмо в Главное управление ГВФ. Ее включили в состав экипажа, но пришлось без всякой поддержки командира самолета доказывать свое умение летать по нелегкой трассе (горы, леса, воздушные потоки).

В первые дни Великой Отечественной войны Серафима Амосова была уже командиром звена учебной эскадрильи летчиков-инструкторов, готовящих юношей-призывников для авиашкол. Она стала настойчиво добиваться отправления ее на фронт. И вот пришла долгожданная телеграмма — направить Амосову в распоряжение майора Расковой.

К этому времени Сима была уже опытным летчиком, летавшим на многих типах самолетов. Она с радостью приняла предложение М. М. Расковой быть заместителем командира эскадрильи в полку пикирующих бомбардировщиков. Но вскоре ее вызывают к командиру части, и Раскова сообщает ей, что командование считает нужным послать ее в женский полк ночных бомбардировщиков. Сима огорчилась от такой перспективы — пересесть с грозной боевой машины на тихоходный У-2. Ну а если так надо? Если здесь она будет более полезна Родине? К тому же этот полк, скорее всего, отправится на фронт.

Сразу же после назначения Амосовой в полк ночных бомбардировщиков ей поручили проверку техники пилотирования у всех летчиц полка, а не только своей первой эскадрильи. Старший лейтенант Амосова проверяла технику пилотирования и у меня, в «полете под колпаком» 7 января 1943 года. Это означало, что на кабину летчика надевался темный колпак и летчик должен был управлять самолетом только по приборам. Во время таких полетов Амосова была очень терпелива и внимательна. Ее замечания были конкретны, направлены на то, как исправить ошибку. Проверку техники пилотирования я проходила у Амосовой еще несколько раз. Она не повышала голос, не раздражалась, только очень тщательно записывала свои замечания в летную книжку. Каждый полет с Серафимой Амосовой прибавлял нам опыта и умения, повышал навык пилотирования в сложных условиях ночных полетов.

Летом 1942 года на Южном фронте линия фронта беспрерывно менялась. Надо было совершать, кроме ночных вылетов, дневные разведывательные. На такие задания всегда вылетала Амосова. Однажды, во время отступления наших войск, она бомбила автоколонну противника. Ее самолет был обстрелян шквальным огнем, при этом была отбита часть лопасти винта. С большим трудом Серафима вернулась на свой аэродром, но надо было срочно лететь дальше. Амосова укоротила вторую лопасть винта и перелетела на новое место базирования.