Записки наемника
Шрифт:
Ну откуда мне было знать, что в кафетерии уплетают булочки, запивая их кофе с молоком, двое милиционеров! И что девушка сразу же бросится к ним и выложит все как есть!
Просто я увидел, как из кафетерия вышли два молоденьких сержантика, и один все еще дожевывал свою булочку, а другой уже переговаривался по рации, видимо, вызывая дежурную машину. Если бы они не рыскали глазами, я не обратил бы на них особого внимания. Ну мало ли чего надо ментам в универмаге, в кафетерии? Но уже то, как они держали дубинки в руках, нетерпеливо играя ими, выдавало, что они ищут именно меня. Похитителя женщин, угонщика автомашин и вообще странного долговязого
Милиционеры подошли ближе и остановились метрах в пяти от меня. Они не решались напасть, боясь не совладать со мной. Впрочем, ничего криминального я и не совершал. Ну, стоит себе тип в испачканных брюках, и пусть себе стоит. Мне, товарищи милиционеры, уходить отсюда нельзя, потому что девушка что-то долго задерживается, уж не случилась ли с ней какая-нибудь неприятность? Возможно, Георгий удерживает ее в кафетерии…
А теперь еще эти милиционеры. Сейчас они подойдут ко мне.
Я не ошибся. Один из сержантов, покрепче, держа дубинку таким образом, чтобы было удобно, если потребуется, моментально нанести удар, двинулся с места и теперь приближался ко мне. Крепкий парень, подумал я, но мне хотелось бы обойтись без крайних мер. Кроме того, у него на поясе «дезодорант» с «черемухой». И полная неизвестность, что у мента в голове.
– Что вы здесь делаете? – спросил «мусор» не очень дружелюбно. Сказано это было примерно так: «Ну вот, засранец, ты и нажил себе кучу неприятностей».
– Я жду… – просто ответил я.
– Да ну? – ухмыльнулся сержант. – Знаешь что, – он перешел на ты, а это не предвещало ничего хорошего, – тебе лучше пройти с нами.
Дубинка в его руках застыла.
– Да нет, – покачал я головой, – ты ошибаешься. – Я был старше парня на пару годиков, и мое «тыканье» воспринималось более естественно.
Ухмылка медленно сползла с лица патрульного.
– Ты пойдешь с нами, козел, если не хочешь, чтобы тебе переломали ребра, – тихо и зло повторил он.
– Ладно, как скажешь…
Я отлепился от колонны, сделал шаг вперед и, не давая милиционеру опомниться, ударил его ладонью в лицо. Это был хлесткий удар, не калечащий человека, но оглушающий и лишающий ориентации. Я усмехнулся. Видит Бог, я к нему не приставал.
Сержант охнул и вскинул руки к глазам. В ту же секунду его напарник, уже дожевавший булочку, рванулся вперед.
Его я встретил прямым ударом в челюсть. Сержантик снопом повалился на пол. Фуражка полетела в сторону, проскочила между перилами и заскользила вниз, делая кульбиты в воздухе.
Откуда-то сзади подоспел еще милиционер. Он занес дубинку и наверняка обрушил бы на мою голову, но я уклонился, поймал руку нападавшего в захват и ребром ладони ударил легавого между подбородком и нижней губой. Глаза патрульного закатились, и он беззвучно сполз к моим ногам.
Неожиданно я увидел, что по лестнице поднимаются еще трое или четверо милиционеров, правда, без экипировки. Скорее всего, они приехали на машине, вызванные по рации, чтобы забрать меня. Увидев потасовку, они, совершая гигантские прыжки, перепрыгивая через три-четыре ступеньки сразу, бросились на меня. Я стоял на верхней площадке лестницы и легко расправился с ними по очереди. Да и сами они резво отскакивали, боясь попасть под удар. События принимали новый оборот. Развязанная драка, а точнее, избиение, превращалась в затяжные военные действия локального характера.
Дубинки мелькали в воздухе, то поднимаясь, то опускаясь,
Молодой сержант в новенькой форме браво кинулся вперед, налетел на удар локтем в грудь, громко охнул и сполз под ноги своим коллегам. Еще двоих, не в меру ретивых, я успокоил, шмякнув их как следует головами о колонну.
В глазах рябило от ментовской формы. Я боялся, что слишком много людей наблюдают за подобным избиением, и вся слава и честь советской милиции пойдут насмарку. Целый наряд, если не два, превратились в ораву стонущих, орущих, воющих, ползающих на четвереньках людей. Не от трусости, – никто из них не был трусом, – а от боли. Они столкнулись с тем, с кем сталкиваться не привыкли: с профессионалом во всем, что касалось обращения с человеческим телом…
Причем все это время я умудрялся не упускать из виду дверь в кафетерий. Девушка то выглядывала оттуда, то снова пряталась; теперь она боялась мести с моей стороны. Но вот появилась из двери и рожа Георгия. Он на мгновение застыл, рот его раскрылся, и в первые секунды он ничего не соображал. Затем оттолкнул девушку и рванул к боковому выходу. Я прыгнул к лестнице. Надо было срочно перехватывать Георгия.
На моем пути встали двое милиционеров. У одного и у другого были разбиты губы. Первый уже хладнокровно доставал пистолет из кобуры. Удар ногой! Милиционер кубарем катится по лестнице. Другой отпрянул. Георгию потребуется пятнадцать секунд, чтобы набрать по телефону нужный номер и сообщить, что я здесь, никуда не улетел. Упавший милиционер лежа вытащил пистолет и направил в мою сторону. Я ухватился за перила и, резко оттолкнувшись, приземлился почти у самых телефонных будок.
Георгий в междугородней телефонной будке. Лицо его стало белым, как полотно. Рот его немо открывался, легкие судорожно втягивали воздух. И, вообще, он стал похож на рыбу, выброшенную на берег приливом.
Его рука нырнула за пазуху. Так и есть, у него револьвер. Скорее всего, наган. Он, не целясь, стреляет в меня прямо сквозь стекло кабины. Звук выстрела приглушенный, лопающийся… Сам того не желая, Георгий оказал мне услугу. Стекло вылетело, и теперь я элементарно смогу добраться до него. Мало того, он переключил внимание милиционеров на себя.
Можно сказать, мне здорово повезло. Пуля прошла мимо. Возьми Георгий чуть левее, и я, пожалуй, не смог бы действовать правой рукой.
Георгий уже не пытается набирать номер. Теперь он лишь ждет смерти. Ужас сковал тело, он видит мое лицо и не может даже пошевелиться. Сейчас я сверну ему шею или сломаю хребетник…
Я не спешил сделать ни то, ни другое. Мне нужно было действовать наверняка. Слишком мало козырей у меня, слишком много противников. Я вцепился в верхний край будки, наклонил ее, невероятным усилием оторвал край будки от пола и обрушил ее вместе с Георгием. С удовлетворением отметил, что провода оборвались.
Георгий заорал. Не то, чтобы у него была буйная фантазия, но воображения хватило нарисовать крайне неприятную картину: телефонная будка с окровавленным трупом внутри.
Лица у Георгия не будет, вместо него – ало-бурое месиво, пальцы скрючены, тело выгнулось под неестественным углом, потому что его позвоночник будет сломан ударом моей ноги.
Кабина грохнулась об пол – стекла со звоном посыпались, а брюнет рассек себе щеку, – и замерла, предоставив для обозрения всем желающим белое лицо «весельчака».