Записки натуралиста
Шрифт:
– Догадываюсь, молодой человек, что это ваш павлин,– любезно заговорил он, не дожидаясь вопросов.– Одно можно сказать – замечательная, красивая птица.
– Да, павлин мой,– бледнея от негодования, процедил я сквозь зубы,– но скажите, пожалуйста, на каком основании вы вырвали это перо? Давайте-ка его сюда.
– Простите, пожалуйста, но ведь я только одно перо, одно перышко. Какое это может иметь значение? Ведь у Вашего павлина множество таких перьев. Право же, молодой человек, нельзя горячиться из-за пустяков. Уверяю вас, что я не мог предполагать, что причиню вам неприятность. Конечно, красивое перышко, но, в сущности, оно мне и не нужно.
– Да не один вы перья из павлина щиплите, все соседние мальчишки занимаются этим, но им, десятилетним, простительно, а вот вам, дожившему до седин человеку, стыдно такими вещами заниматься.
Высказав протест в такой форме, мне следовало взять перо и гордо удалиться. Этим я поставил бы противника в незавидное положение. Но, увы, у меня не было дипломатических способностей. Допущенная мной резкость позволила незнакомцу с честью выйти из глупого положения.
– Щипать несчастную птицу не жалко, это пустяки по-вашему,– сказал я,-а вот если у вас прохожие начнут по волоску выдергивать? Как вам это понравится?
Мгновенно лицо незнакомца стало страшным, тяжелая трость застучала о тротуар.
– Вы забываетесь, невоспитанный молодой человек, мои внуки никогда не позволят себе такой дерзости! – кричал он, содрогаясь всем телом.– Вы просто грубиян.
С этими словами незнакомец повернулся ко мне спиной и пошел прочь. Вся его фигура выражала оскорбленное достоинство. Вероятно, случайно, в волнении, он забыл в руке прекрасное павлинье перо и теперь небрежно размахивал им из стороны в сторону. Впрочем, мне показалось, что он боялся зацепить им за торчащие из соседнего палисадника ветви сирени.
«Мало того, что перо вырвал и утащил, он к тому же и меня изругал»,-уныло думал я, идя к калитке. После этого случая самое лучшее – как можно скорее расстаться с павлином.
«Как хорошо,– думал я,– что вкусы людей столь различны. Иначе этот обмен не мог бы состояться».
А сейчас мастер был в восторге от павлина, его жене нравились цесарки. Я же был бесконечно рад, что приобретенный журавль не походил ни на цесарок, ни на павлина.
Выпустить хорошо летающего журавля на двор я боялся. Улетит, чего доброго. На первое время я поместил его в просторный сарай, широко открыв дверь и затянув ее сеткой. Пусть привыкает к новой обстановке и сдружится с домашними птицами. В то время у меня жили две самки и один селезень и семья серых куропаток под руководством крошечной курочки-бентамки. Трех таких курочек и одного петушка я специально держал для подкладки под них яиц диких птиц. В ту весну я нашел гнездо серой куропатки и, взяв из него восемь яиц, подложил под курочку. Маленькая квочка прекрасно высидела куропаток, и сейчас уже совсем большие птицы послушно следовали за приемной матерью.
Журка быстро свыкся с этой компанией, и уже одно его присутствие в дальнейшем могло оказаться полезным. Дело в том, что куропаточки привлекали внимание ворон и кошек, но присутствие крупной птицы, конечно, будет сдерживать их хищнические наклонности. Понятно, что я с нетерпением ждал, когда смогу выпустить Журку из сарая на волю.
– Пора! – спустя неделю решил я и, отодвинув сетку, осторожно выгнал всех птиц из сарая на широкий двор.
«Крри»,– громко закричал журавль и, совершив короткий пробег, взлетел. Перепуганные куропатки, как горох, рассыпались в разные стороны и неподвижно залегли, где попало. Журка же, взмахивая широкими крыльями и крича, удалялся в противоположную от своего прежнего дома сторону и, наконец, исчез за высокими зданиями.
Остаток дня в высоких охотничьих сапогах пробродил я по улицам окраины, заглядывая в каждый двор и все надеясь найти улетевшего журавля.
– Не опустилась ли здесь большая птица, «як черногуз» (как аист)? – расспрашивал я встречных ребят и взрослых.
Но птицы никто не видел. Вероятно, я тщательно исследовал эту часть города. Во всяком случае, когда вечером печальный и усталый я возвращался домой, ребята издали узнавали меня.
– Опять дядька «як черногуз» идет,– говорили они друг другу.
Безрезультатные поиски продолжались и на следующий день. Только к вечеру, потеряв надежду найти улетевшую птицу, я на всякий случай отправился к ее бывшему владельцу. Первого, кого я увидел, войдя в калитку, это Журку. Спрятав голову под крыло, он стоял на одной ноге на вершине выброшенного из конюшни навоза.
– А мы ему второй день ничего есть не даем – все вас поджидаем,-встретил меня хозяин.– Накормишь, так он, пожалуй, сюда летать повадится.
Но мне было не до разговоров. Я спешил перенести Журку и, возвратившись домой, на этот раз без всякой опаски выпустил его во двор у сарая. Пока птица утоляла голод, сильно стемнело, и Журка вынужден был вместе с другими моими питомцами зайти в сарай, где и провел ночь. С этого дня птица уже не пыталась улететь к прежнему владельцу. Вскоре она привязалась ко мне и сдружилась с окружающим ее пернатым населением.
Однажды громкий крик журавля привлек мое внимание. «Что там случилось?» – подумал я и поспешил в конец двора, откуда доносились настойчивые крики птицы.
Здесь несколько грядок маленького огорода, заросшего пожелтевшей растительностью, были обнесены старой рыболовной сетью. В ней, запутавшись в ячейках, беспомощно висела одна моя куропатка, около нее суетился маленький петушок, и, с опаской дергая клювом сетку, кричал журавль. Я поспешил взять бьющуюся куропатку в руки. Журка перестал кричать, но вполне успокоился только после того, как я освободил злосчастную птицу из сетки и выпустил ее во двор.
Журка, видимо, хорошо знал хищных птиц. Пролетавший низко над двором ястреб-перепелятник или парящий в небе орел всегда привлекали его внимание. Повернув голову набок и зорко всматриваясь в летящую птицу своим красным глазом, журавль громким криком оповещал все живое об опасности. Но и сам он, видимо, боялся этих страшных пернатых и спешил укрыться под группой росших во дворе акаций.
И если о настоящих хищниках журавль только предупреждал криком, то в отношении серых ворон он прибегал к более активным действиям. «Крри»,-издавал он короткий резкий крик и стремительно налетал на опустившуюся во дворе ворону, заставляя ее переместиться на другое место. «Крри»,– продолжал он гонять ворону, пока та, наконец, теряла надежду завладеть чем-нибудь съедобным и убиралась подальше от голосистой, настойчивой птицы. Появление во дворе всех четвероногих – от собаки до мышонка – вызывало в журавле протест.
Я расскажу только о двух небольших происшествиях. Одно из них связано с кошкой, другое – с крошечным мышонком.
Однажды в холодный декабрьский день я выпустил из сарая во .двор всю живность. Ночью выпал снег и сейчас слабо таял под холодными косыми лучами солнца. Вероятно, снег и холодный ветер вскоре побудили моих питомцев забраться в сарай и рассесться там на толстом слое сена. В это время на росших во дворе акациях копошилась большая синица. Неподалеку от жилых построек она разыскала часть шапки подсолнуха, наполненного семенами. С трудом справляясь с порывами ветра, она перетаскивала семечко на акацию, вскрывала и съедала его и опять летела за новой добычей.