Записки о большевистской революции
Шрифт:
Отсутствие прямой связи с русской секцией министерства принуждает меня к определенной сдержанности в оценке деятельности некоторых французских должностных лиц, работающих здесь.
Генерал Ниссель крайне любезен со мной. Мы договорились, что он предоставит мне достаточную свободу, чтобы я мог поближе наблюдать за событиями и его информировать.
Мне вменяется ряд обязанностей. Вместе с полковником Гибером я занимаюсь паспортами, поставками спирта и платины. Я слишком занят в настоящее время этими поручениями, чтобы с пользой работать вне миссии.
Сегодня вечером встречаюсь с Жоржем Вейлем{16}. В тот момент, когда Германия и ее агенты пытаются представить дело так, будто вопрос об Эльзас-Лотарингии по-прежнему является
Искренне ваш.
Дорогой друг,
Вчера я был у Плеханова в Царском Селе. Как вам известно, он очень болен. Он принял меня лежа в постели. Беседа была долгой. Попытаюсь точно изложить то, что он говорил.
«Уезжая из Петрограда, Альбер Тома говорил мне: „Оставляю Россию в состоянии тихой анархии“. Напишите Альберу Тома, что анархия обострилась, что она уже более не тихая, что завтра она станет жестокой, потом кровавой».
Плеханов считает, что «выступление» (по-русски в тексте. — Примеч. пер,) у провозглашенное большевиками, начнется в ближайшее время. Очевидно, что не между 20 (2) и 25 (7) октября, как объявляется, но в какой-то другой момент, предположительно до конца ноября (открытие Учредительного собрания).
Это вооруженное восстание будет иметь целью свержение Временного правительства и взятие власти большевиками, первым шагом которых станет, вероятно, заключение мира. Руководство большевистского движения разделилось по вопросу о своевременности этой акции. Ленин и Троцкий требуют выступления. Каменев, Зиновьев, Рязанов и большинство других лидеров хотели бы избежать его, опасаясь неудачи и еще больше, может быть, успеха. Они понимают, что слишком многое обещали, чтобы суметь все выполнить. Приход к власти продемонстрирует бессилие большевиков и разом приведет их к краху. Однако множество рядовых большевиков идут за Лениным и Троцким ко второй революции. Похоже, задержать взрыв уже невозможно. Плеханов убежден в его неизбежности и желает его страстно, настолько, что дал понять — и это он, чья щепетильная демократичность вам известна — что если выступление не начнется самопроизвольно, его следовало бы спровоцировать. Он, в частности, думает, что положение в стране будет ухудшаться впредь до тех пор, пока пропаганда большевистских банд — чудовищной смеси из утопических идеалистов, глупцов, нечестивцев, предателей и анархистов-провокаторов — будет продолжать отравлять фронт и тыл.
«Нужно не просто обуздать, но раздавить эту нечисть, потопить ее в крови. Вот цена спасению России».
Временное же правительство никогда не возьмет на себя почин в этом необходимом кровопролитии. Керенский более расположен к уступкам, чем к борьбе. Как Барту{17}, ему не хватает того, чем обладал Дантон{18}, и когда ему предлагают в пример Робеспьера{19}, он только и знает, что улыбаться, — настолько устаревшей находит он параллель. Ни за что не возьмет он на себя ответственность за жестокие репрессии, если только не будет принужден пойти на это ради защиты самого себя. Его коллеги, за исключением министра продовольствия Прокоповича, страдают, кажется, тем же болезненным страхом перед мужественным поступком: «Духовные преемники ваших республиканцев 48-го, они — мечтатели, бунтовщики-говоруны, подручные Ламартина{20}, впавшие в оппортунизм».
Вокруг них, во фракциях социалистов, социалистов-революционеров и социалистов-демократов, у кадетов, среди политических деятелей, стоящих на переднем плане, нет ни одного человека сильной воли. Ловкачи вроде Церетели{21}, на которого крупно рассчитывали, предусмотрительно попрятались, чуть почувствовали приближение грозы.
Единственная надежда — Савинков{22}, скомпрометировавший себя в деле Корнилова, политически рассорившийся с Керенским, но к которому министр-председатель сохраняет большую симпатию. Он один способен осуществить прекрасными якобинскими средствами дело очищения (не забывает ли Плеханов, что Савинкова финансирует Путилов?).
Не говоря о новых людях, которых завтра там и здесь поднимет на щит акт насилия, Савинков представляется многим — социалистам, кадетам, октябристам — спасителем, который либо придет на помощь Керенскому по просьбе последнего, либо займет место Керенского, если тот будет не способен организовать сопротивление большевикам, либо, в случае победы большевиков, возьмет на себя руководство единым движением против их партии. Таковы три гипотезы, к которым Плеханов приходит, анализируя факты, гипотезы, которые, разумеется, события могут опровергнуть.
Каковы материальные силы, на которые могут рассчитывать противоборствующие группы?
Большевизм всесилен — муниципальные выборы это доказали — лишь в Петрограде, Москве и в промышленных районах. Здесь, где начнется восстание, рабочий класс и большая часть гарнизона на его стороне. Однако сколько таких, кто видит в большевизме лишь предлог для отлынивания от работы, ослабления дисциплины, бегства с фронта, беспорядков, грабежа, саботажа «буржуа» или офицеров, и сколько их согласится выйти на улицы, рисковать своей жизнью? Немного, утверждает Плеханов.
Керенский — или если Керенский проявит малодушие, то кто-то вместо него — сплотит вокруг себя один-два гарнизонных полка, курсантов пехотной и артиллерийской школ и, наконец, несколько специально направленных в Петроград казачьих полков, то есть силу, много большую, чем та, которая необходима для разгона большевистских отрядов и уничтожения их руководителей.
Кроме того, если чудом большевики одержат победу, их триумф будет скоротечен. Разочарование масс проявляется уже повсюду. Измученные, изверившиеся, они требуют мира, но только потому, что большевики внушили им, будто мир, как по волшебству, обеспечит в стране порядок, вернет к нормальным условиям жизни, даст населению, умирающему от голода, хлеб. Но большевики не принесут мира, потому что Германия не может пойти с ними на мир, ибо Вильгельм II не может поставить свою подпись рядом с подписью Ленина, или же это будет карикатура на мир. Они не обеспечат продовольствием в отсутствие порядка, а порядок они не создадут потому, что их энергичная, но анархическая деятельность порождает беспорядок.
Народ быстро поймет свою ошибку и повернется к тому человеку, который властно восстановит порядок. То будет реакция — необходимая и неизбежная. К чему она приведет?
Вокруг лидера, подобного Савинкову, уже готовы объединиться социалисты-патриоты, кадеты, октябристы, все элементы — от левых плехановцев до правых гучковцев. Все рассчитывают на поддержку казаков, уставших от анархии, лояльных к режиму, не социалистов, но республиканцев и демократов.
По сути, это, вероятно, будет повторением корниловской авантюры без Корнилова — может быть — и, главное, без сомнительных элементов, окружавших Корнилова; на это, по крайней мере, надеется Плеханов. Однако он предвидит, что на фоне такой встряски вновь перейдут в наступление реакционные партии, которые, усилив напор, уже добились в провинции таких результатов, что в некоторых деревнях крестьяне молят о возвращении Николая, а в городах публично сожалеют о благотворной дисциплине старого режима, о его варварской, но эффективной полиции и т. д… Монархическая опасность еще не слишком велика, но если анархия будет продолжаться, она быстро возрастет. Вот почему нужно скорее покончить с большевизмом, под прикрытием которого плетут заговор монархисты.