Записки пилота. Тетралогия
Шрифт:
Пока мы чертыхаясь поднимались на ноги, наш диванчик резко сложился - как складывается чемодан и с очень большой скоростью устремился назад. Раза так в три-четыре быстрее, чем сюда.
– Сдаётся мне, - ни к кому не обращаясь и провожая удаляющуюся машину взглядом, произнёс Александер.
– Что сюда мы шли задним ходом. Какой, однако глюпый мух. Вперёд - одну скорость сделал, а назад аж четыре. Да, водила?
– Да ну тебя, - отмахнулась Бродяжка и, пересмеиваясь, мы пошли к границе силового поля, разделявшей коридор впереди.
Глава 9
Ничего не произошло. Поначалу. Только активизировался ещё один гейзер - прямо за силовым полем.
– Идите сюда, быстро.
– Поманила нас к себе Бродяжка.
– Встаём тут.
– Она начала расставлять нас прямо напротив продолжавшего бить с той стороны гейзера.
– Ты, - она показала на меня, - встань вот тут и ноги расставь шире. Нет, теперь по ближе. Ага. Вот так. Ариша. Ты встань за ним. Чуть дальше, а ноги поставь как и он. Отлично! Александер - тебе самое сложное. Вот тут, - она показала рукой за Аришей, - вот тут сядь на корточки и упрись руками вот сюда.
– Да я упаду сейчас, - начал протестовать согнувшийся практически в позе низкого старта молодой человек.
– Да и зачем это всё?
– Садись как я сказала!
– она досадливо покосилась на начинающий ослабевать гейзер.
– Потерпи, прошу. Так надо.
– Хорошо, - проворчал он в ответ и замер в неудобной позе.
– Теперь - держите меня.
С этими словами она подалась вперёд и мне пришлось обнять её чуть ниже груди, удерживая в горизонтальном положении.
– Ногами не дёргай, - проворчал получивший по шлему сапогом Александер.
– Голову наклони - не буду попадать, - парировала она.
– Всё. Стоим неподвижно и молчим.
Стояли мы не долго - гейзер практически перестал извергаться и из пола, так и не утратившего визуально своей монолитности, теперь вверх поднималась тонкая струйка. Я засмотрелся на её изгибы и не сразу понял что освещение, до этого заливавшее помещение сочным малиновым светом, потускнело. Я задрал голову, желая осмотреть потолок и замер - с той стороны на меня смотрела гигантская пчела. Примерно с корову - машинально отметил я.
Пчела опустилась на пол, прижалась к нему и её усики-антенны, каждая примерно толщиной с моё запястье, затрепетали едва не касаясь пелены поля. Пчела выполнила серию взмахов, дрожаний, покачиваний усиками и замерла, явно ожидая ответа.
– Замерли. Не шевелимся, - прошептал голос Бродяжки в шлеме.
Не дождавшись ответа пчела или пчёл сменила позу, задрав голову с передней половиной корпуса вверх. Раздался какой-то скрип, шелест, чириканье.
– Чжишь-скрууужжжжжж.
– Вдруг раздался голос Бродяжки, включившей внешние динамики.
– Клессссь- жууууурххх, - продолжила она.
Пчёл тут же пропал, а стена силового поля начала медленно угасать, открывая нам проход внутрь.
– Уффф... кхе...
– выдохнула и тут же закашлялась девушка.
– Не для наших связок их язык. Ох.
– Она помассировала горло, точнее ворот скафандра. Не думаю, что это облегчило её состояние - горло хорошо защищено, ножом не пробить, но ей тем не менее полегчало.
– Всё. Спускайте меня.
– Я придержал её пока она нашаривала пол ногами, в очередной раз заехав сапогом по шлему своего парня.
– Ой, аккуратнее никак?
– Он потряс головой.
– И что это было?
– Привратник.
– Коротко пояснила она.
– Сначала он обратился к нам простым способом - через махи усиков. Этот язык очень примерно и отдалённо соответствует нашему языку жестов.
– Понятно, - перебил её Александер, делая очень известный и не очень вежливый жест куда то вглубь коридора.
– Ну наши жесты гораздо беднее, а они могли поэмы сочинять. Романтично, да? Поэма взмахами ресниц.
– Бродяжка, - прервал её рассуждения я, давай режим романтики на потом оставим?
– Грубый ты, - вздохнула она, но продолжила:
– Когда я не ответила, Привратник решил что перед ним инвалид. Без усиков. И перешёл на звуковое общение. Ну я и ответила.
– А что ты ему сказала?
– Поинтересовалась Ариша тоном, который мне очень не понравился - таким тоном разговаривали дознаватели Инквизиции.
– Смиренно попросила пропустить инвалида, пострадавшего в боях за расу, к Центру сосредоточения Мысли Сущего, к Оракулу и Оппоненту.
– Она перевела дух.
– Дабы израненный и пострадавший за веру смог провести свои предпоследние дни подле Великой святыни и покинуть сию Обитель для умиротворённого угасания в окружении детей, коим он бы, кхе-кхе-кхе, - она снова откашлялась, и продолжила, - передал бы крупицы мудрости Великого. Ну это я так, кратко.
– Кратко?
– Я был поражён.
– Ты эту речь, этот спич, называешь краткой?! Да и говорила ты всего ничего.
– У них более сложный язык. Многослойный. Много понятий. Сложно объяснить. Попробовал бы сам - понял, а так объяснять всё одно что слепому про красный свет рассказывать.
– Замнём для ясности, - пробормотал я, но всё же задал ещё один вопрос.
– Так ты что и по-ихнему говорить можешь?
– Нет, что ты.
– Она даже остановилась, удивляясь как такая мысль мне могла прийти в голову.
– Это всё Посланник. Он заранее подготовил ответ - я только повторила, понимая что говорю, конечно.
– Но какие-то их слова ты знаешь?
– Не унимался я, мне было действительно интересно.
– Очень примерно. И... у них нет, не было слов. Это образ. Понятие. Когда я говорила о своих ранениях, я транслировала образ ветерана многих кампаний, если говорить нашим языком. Многократно страдавшего и терявшего части своего тела... ммм... ну образ такой, понимаешь?
Я с трудом понимал - воображение рисовало мне большую бескрылую пчелу, перемотанную бинтами и ковылявшую на костылях. Образ получился смешным и я фыркнул, стараясь сдержать смех.