Записки психиатра (сборник)
Шрифт:
Старший врач чем-то напоминал доктора Ватсона. Поначалу он страшно переживал за проведение призыва:
– У нас завис призывник, надо что-то предпринимать!
На что познавший дао персонал успокаивал шефа:
– Александр Геннадьевич, завис он не у вас, а у военных, а вы расслабьтесь и наслаждайтесь процессом призыва.
Надо сказать, военком старшего врача уважал и ценил, бо было с кем сравнивать. До него на этой ответственной должности была девица, обладавшая кукольно-порнографической внешностью и настолько гибким морально-этическим комплексом, что оживившиеся поначалу офицеры военкомата по прошествии некоторого времени уже откровенно побаивались оставаться с ней наедине. Чего стоили ее порхания по набитому призывниками коридору в кофточке с выпрыгивающим из декольте бюстом, мини-юбке и черных ажурных чулках на подвязках! Парни потом в кабинете дерматолога не могли раздеться: как-то неудобно, знаете ли, а утверждать, что это перспектива службы в рядах российской армии их так возбуждает – так ведь не поверят.
К слову, о дерматовенерологе. Вика – красивая
В том же кабинете сидят хирург и нарколог. У всех общая профессиональная вредность – запах. Кто бы мог подумать, что в городе, где всегда есть горячая вода, где не нужно ждать банного дня, чтобы помыться, где дезодоранты продаются где и какие хочешь, столько народу принципиально не пользуется этими элементарными благами цивилизации! Иногда после визита такого, как говорит Вика, подлого скунса, приходится проветривать помещение. Валентина Михайловна, нарколог, удивительно добрый и душевный человек, этакая всеобщая бабушка. Выловив в коридоре кого-нибудь из своих учетных, она отправляется с ним в рейд по остальным специалистам, чтобы парень не сидел в очереди, приговаривая при этом:
– Это мой наркошечка, он все равно негодник, давайте остальное ему подпишем и пусть идет с богом.
Психиатр находится в несколько более привилегированном положении, у него отдельный кабинет, через который ежедневно проходит уйма народу. Рекорд жены – двести шестьдесят девять призывников за смену. У меня скромнее, где-то в районе двухсот. В кабинете две двери: одна в коридор, а другая – в кабинет дерматовенеролога-хирурга-нарколога. И перегородка между кабинетами не иначе как фанерная. Впрочем, оно даже хорошо. Можно, услышав перепалку коллег с особо вредным призывником, позвать его к себе в кабинет, не вставая из-за стола. А также быть в курсе последних городских сплетен. Или травить анекдоты, чуть приоткрыв общую дверь. Не нужно сильно напрягаться в поисках психопатологии. Скорее, наоборот. Помню, в одну из первых своих командировок в военкомат жена сорвала призыв, ЛИЧНО списав триста восемьдесят человек при общем количестве призывников полторы тысячи или около того. А потом пряталась в кабинете окулиста от разъяренного военкома, который носился по коридору красный, почище синьора Помидора, и требовал подать ему сей же час психиатра. Ха! Нема дурных.
Не знаю, снизился ли, по официальным данным, уровень общей осведомленности населения, но если раньше можно было пытаться подловить призывника на каверзном вопросе вроде: «Шла баба с тестом, упала мягким местом, чем ты думаешь?» или «Назови столицу Прибалтики», – то сейчас подобные вопросы вызывают чуть ли не кататонический ступор у девяти десятых контингента. Более того, на скрининг-опрос, проведенный женой в течение месяца среди двух тысяч юношей, с контрольным вопросом: «Назовите столицу Украины», – она получила в ответ следующие перлы (перечислены в порядке распространенности): Литва, Белоруссия, Россия. В отчаянии попросив одного из призывников сказать хотя бы, в какой стороне находится Украина по отношению к России, Оксана Владимировна выяснила душераздирающую подробность: оказывается, севернее. И сало, по версии тестируемого, местное население добывало из белых медведей. Правильный ответ дал, слегка удивившись, инженер с ВАЗа двадцати восьми лет, пришедший получить военный билет. Справедливости ради стоит отметить, что опрос проводился в 1996–1997 годах, когда с образованием в стране была, по нашему скромному мнению, пятая точка.
Отправляя на обследование парня с подозрением на дебильность, пришлось выслушивать вопли отца – как же, родное чадо, и вдруг дебил. Пытаясь показать негодующему родителю, что, мол, вот – и то на это он не может умножить, и этого не знает, доктор обнаружил, что родитель знает еще меньше. Что ж, груши на яблоне не растут.
Отчим другого парня умолял, чтобы пасынка забрали в армию. Причина оказалась простой: парень страдал игроманией и успел просадить в салоне игровых автоматов какую-то неимоверную сумму. Основной аргумент был: «Ну пусть ему хоть там мозги вправят!»
Другой призывник ни дня не учился в школе. Почему? Только не падайте: папа не разрешил. У папы, видите ли, были веские причины. Старшая дочь училась хорошо, и родитель пожелал, чтобы она сдавала экзамены экстерном, а школу не посещала – мол, дома дел по горло, нечего время терять. Получив отказ, он так разобиделся на систему образования, что заявил: «Тогда моего сына вы и вовсе не получите». Папа сказал – папа сделал. В итоге двадцатичетырехлетнее безработное дитё оказалось совершенно неграмотным, и все планы в отношении дальнейшей жизни сводились к мечте стать фокусником, без тени попыток мечту сию сбыть. Возможно, ждет заветного «ахалай-махалая» из уст самого Акопяна.
Одного призывника привела гневно раздувающая ноздри врач-окулист. Он, видите ли, не мог назвать ей буквы. Стали выяснять – и в самом деле не мог. Потому что не знал. В цыганском таборе такие умения ни к чему. Вот украсть что или…
– Ну, что она ко мне привязалась! Красавица, давай погадаю – что было, что будет, чем сердце успокоится, а?
Деньги при этом считал с лету. Вернулись к окулисту, стали проверять зрение по «подковкам» – снова загвоздка: ну не знает ромалэ, где право, где лево! Уговорились,
Пришел очень стильно одетый, модно постриженный и уложенный вьюноша. Танцующей, чуть развинченной походкой приблизившись к столу, он слегка оперся о его край, продемонстрировал безупречный маникюр. На вопрос о жалобах чуть жеманно ответил:
– Доктор, я парикмахер, – последнее слово было произнесено с придыханием.
– Ну, парикмахер, понятно, а жалобы-то какие?
Взгляд из-под слегка подкрашенных ресниц, как на пьяного сантехника, с которым общаться неприятно, но приходится – унитаз-то течет…
– Доктор, вы не поняли, я – ПАРИКМАХЕР!
– А, гомосексуалист? Так бы и сказали, а то ваши эвфемизмы я не успеваю разучивать.
Часто приходится слышать, как призывники полушепотом рассказывают о том, что кто-то из них классно закосил под дурачка. Официально заявляю: вовсе нет, смекалистые вы мои. Вовсе нет. Косить вам даже не пришлось.
Вообще же, несмотря на напряженный график и некоторую общую уставную придурковатость, работать в военкомате интересно и полезно для сохранения пластичности мыслительных процессов. А также развития обостренного чувства нюха и воинской смекалки. Вспомнил, кстати, песенку, очень даже в тему. Слышал много редакций, вот одна из них. Здорово поднимает боевой дух личного состава.
На Юг вороны полетели (елки-палки), Пришла осенняя пора (дождь и слякоть), Ребят всех в армию забрали (хулиганов-раздолбаев), Настала очередь моя (главаря). Пришла повестка с райвоенкомата (на бумажке туалетной, сильно смятой, чем-то сжатой) Явиться в райвоенкомат (в девять-тридцать, мелкой рысью). Мамаша в обморок упала (возле печки, к лесу задом), Сестра сметану пролила (вот противная девчонка, рубль двадцать потеряли). Друзья, мамашу посадите (обратно на печь, все как было), Сестра, сметану подлижи (за рубль двадцать, в банку снова). А я, молоденький парнишка (лет 17, 20, 30, 40 с гаком, сколько было – уж не помню), На фронт Германский подался (прямо с места и в кальсонах). За мною вслед бежит Аксинья (юбка синяя, морда тоже) В больших кирзовых сапогах (на босу ногу без капрона, оба правых нестандартных). За нею следом Афанасий (семь на восемь – восемь на семь) С большим спидометром в руках (как будто скорость измеряя в килограммах на ходу). Сижу в окопе неглубоком (метров 8, может, 10, залезали с парашютом), Подходит ротный командир (рожа – клином, звали – Климом). Здорово, братцы-новобранцы (матерь вашу, вас туда же), Сейчас в атаку побежим (прямо, влево и обратно, чтобы чисто не замерзнуть). Летят по небу самолеты (бомбовозы, поки-фоки и не токи), Хотят засыпать нас землей (черноземом и навозом, грязью всякой, с головою). А я, молоденький парнишка (лет 17, 20, 30, 40 с гаком, сколько было – уж не помню), Лежу с оторванной ногой (челюсть сбоку, глаз в кармане, притворяюсь, симулянт). Ко мне подходит санитарка (звать Тамарка): Давай тебя перевяжу (сикось-накось, накось-сикось) И в санитарную машину (студебеккер, черный ворон без мотора, экскаватор) С собою рядом положу (для интересу, мягче будет, так удобней, только боком). С тех пор годов прошло немало (лет 17, 20, 30, 40 с гаком, сколько было – уж не помню), В колхозе сторожем служу (не тужу), Ращу картошку-скороспелку-пионерку (свиньям на корм, людям тоже), Жену Тамарку сторожу (от соседей и туристов, чтоб не сперли, а ведь могут – в наше время…)