Записки психиатра (сборник)
Шрифт:
Ходит к жене на прием одна пациентка, скажем, Гюзель. Даме лет пятьдесят, из которых она более двадцати больна шизофренией. Само заболевание, к счастью для нее, обострения дает нечасто, в основном с бредом отношения (сослуживцы, как ей кажется в эти моменты, говорят про нее за спиной всякие гадости, обсуждают подробности ее личной жизни, подсиживают и только о том и мечтают, как бы выпереть несчастную Гюзель с работы). Поскольку Гюзель дама деятельная и обиды копить не привыкла, она довольно быстро дает аффект с разборками почище индийских сериалов – тех, где звонкие пощечины и пронзительный плач главной героини о загубленной жизни, несправедливости окружающего мира с элементами неверия в победу добрых сил.
У Гюзели две взрослые дочери, которых она сама вырастила, воспитала, которым помогла получить образование; пусть колледж, но это уже кое-что.
Но вот обострение исчерпывает себя, настает день выписки, и вместе с аффективно-бредовой продукцией уходит в прошлое очередной мужчина. Сердце вновь свободно, душа полна не то что надежд – железобетонной уверенности, что, раз уж Гюзель захотела, то она точно будет счастлива. Ой, а вон и мужчина интересный…
Только маму не пускайте
Стремление матери заботиться о своем ребенке само по себе не вызывает удивления, будучи вполне закономерным. Однако порою в этом стремлении появляются нотки исступленного фанатизма, и тогда забота оказывается не менее навязчивой, чем внимание санитара к пациенту в наблюдательной палате, а побочные эффекты напрочь перечеркивают ожидаемую пользу.
Пациент, о котором пойдет речь, наблюдается в диспансере. Зовут его… пусть Игорь. Игорю тридцать пять или около того, он – яркий пример роли наследственности в генезе психических болезней (на яблоне – яблоки, на груше – груши, и не перепутать). Отец страдает маниакально-депрессивным психозом, причем обострения протекают только в виде гипоманиакальных фаз. Маниакальная, с ее классической триадой (заметно повышенное настроение, ускорение темпа мышления вплоть до скачки идей и чрезвычайная двигательная активность по типу дизеля в интересном месте) была лишь однажды, он отлежал в стационаре, где получил группу инвалидности – фаза длилась очень долго. На этом его знакомство с больницей завершилось.
Мужик нашел себе кучу шабашек, постоянно подрабатывает, особенно будучи в гипоманиакальном состоянии, когда работоспособность отдельно взятого его превосходит возможности бригады молдаван, кормит и обеспечивает семью, построил и обставил две квартиры и не собирается останавливаться на достигнутом, несмотря на возраст. Мы стараемся не дышать и плюем через левое плечо, лишь бы не сглазить. Мама – очень жесткая и властная мадам, которая за неимением возможности нежно и крепко держать мужа ежовыми рукавицами за стратегические места переключила сауроновское око материнского внимания на сына. Ну, и до кучи, на невестку, благо той, приехавшей из деревни и родившей Игорю сына, некуда деваться с этой подводной лодки.
Планомерно ведомый железной материнской рукой в светлое будущее, Игорь в детстве и юности не особо-то и сопротивлялся, поэтому этап «садик-школа-институт» прошел по начертанному плану. А вот дальше пришла пора отцовским генам опомниться и внести свои коррективы – что-что, мол, вы там наметили? Причем, в отличие от отца, фазы у сына, как на грех, были депрессивными. Это повергало маму в тягчайшее недоумение: как же так, я знаю, как должен болеть эмдэпэшник, у меня муж такой, а это не МДП, это сын сговорился с докторами и теперь придуривается, чтобы назло мне не стать большим белым человеком – вон, опять на диване разлегся, дармоед! Соответственно, на фоне такого домашнего прессинга фазы были не то чтобы глубокими и резко выраженными, но длительными и противными, с постоянными госпитализациями, с выходом домой на два-три дня и последующим обиванием порогов поликлиники – дескать, все, пора снова сдаваться. И попробуй не положить! «А у меня суицидальные мысли, доктор, никак нельзя мне дома оставаться! И попросите, пожалуйста, чтобы маму не пускали, ну что вам стоит!» Не пустить маму, к слову, было сложней, чем остановить миграцию перелетных гусей или запретить эпидемию гриппа одним указом и поголовной модой на марлевые намордники.
Помните Илью Муромца? Так вот, у меня есть некоторое подозрение, что тридцать лет и три года на печке он провалялся в депрессивной фазе, а потом его выбило в маниакальную, вот и пошел он творить добро направо и налево. А что не улыбался при этом – ну, такой он, суровый муромский парень. Опять же, продуктивность его богатырская – вон сколько подвигов в одно лицо совершил! В один прекрасный день Игорь тоже почувствовал в себе неимоверный прилив сил и готовность НА ПОСТУПОК. Стряхнув пыль с диплома юриста, он отправился совершать финансовое чудо для отдельно взявшейся семьи. Чудо оказалось на поверку Змеем Горынычем и схарчило почти весь семейный бюджет, после чего икнуло, пукнуло и улетело. На этом завершилась первая из маниакальных фаз. Вторая фаза накрыла Игоря к моменту его устройства юристом (в рамках второго, контрольного прохода по граблям) в некую фирму. Харизма маниакального человека творит чудеса, и троянский Игорев конь предстал тем, кто имел с ним дело, ахалтекинцем, не иначе. От разорения на лихо заключенных договорах предприятие спасло только то, что ошалевшие от столь выгодных предложений клиенты решили перезвонить гендиректору и попросить у него немного той травки, что курит новый юрист.
Кое-как, путем кропотливого подбора лекарств и отстранения мамы от воспитательного процесса, удалось, наконец, добиться относительно стабильного состояния пациента. Правда, мама постоянно штурмует кабинет врача с жалобами на отбившегося от рук чада и призывами вернуть вот прям сейчас сыновнюю послушность. А не так давно Игорь пришел устраиваться на завод. Простым работягой. Решив, что гипоманиакальность слесаря механосборочных работ под присмотром бригадира может приятно удивить градообразующее предприятие и сыграть решающую роль в социальной адаптации пациента, врачебная комиссия подписала ему бегунок.
Женек
О вреде алкоголя можно говорить подолгу, патетично и с погружением собеседников в охреневше-трансовое состояние, с чувством собственной вины за судьбы отечества и вырождение нации и с непреодолимым желанием навсегда исторгнуть постыдную слабость из недр притихшего подсознания. Именно это, собственно, и происходит на сеансах кодирования. Можно столь же долго расписывать его, алкоголя, пользу для организма в целом и для отдельных его систем в частности, пересыпая речь перлами народно-похмельного фольклора и непременными четверостишьями Хайама – это будет пятничная отмазка для любимой, но вечно на стреме, жены – так, авансом, потом язык не выговорит. А алкоголь так и останется вещью в себе: ни хорошей, ни плохой, но всегда готовой оказаться бальзамом для мудреца или гранатой для обезьяны.
Моему давнишнему пациенту, Евгению, спиртное было строго противопоказано. Не то чтобы здоровье не позволяло – его у парня хватило бы поделиться с тремя задохликами и обеспечить им жизнь без амбулаторной карточки до пенсии. Нет, все дело в психике. Женя – психопат. Причем ядерный. Причем до такой степени, когда можно говорить о патохарактерологическом развитии личности. Что это такое? Представьте себе, что акцентуация характера – это некоторая заостренность, угловатость этого самого характера. Эти углы чуть выступают, их видно, но они никому особо не мешают. У психопата эти углы начинают задевать окружающих и мешать как им, так и их носителю. А человек с патохарактерологическим развитием личности – это противотанковый еж на МКАД в час пик. И так каждый день. А если добавить алкоголь, то это будет пьяный броуновски праздношатающийся противотанковый ежик.